Стремящиеся к пикантности
На оценке их сошлись все партии, вероятно, потому, что они никого не шокировали, и самая относительная «скромность» их достоинств никому не была «обидной». Карла ван Лоо хвалили и представители Академии, любовавшиеся его способностью подражать различным образцам, всегда при этом «соблюдая меру и такт». Его же превозносила и передовая критика (даже сам Дидро), отмечавшая его «разумность» и другие добродетели. Наконец, удалось ван Лоо угодить и первым приверженцам неоклассицизма, так как для них ограниченность живописной фантазии мастера, «пристойность» его композиции, бедность его красок могли уже сходить «за строгость и величие во вкусе древних»1.
Совершенно иными чертами обладают те мастера, года рождения которых распределяются приблизительно между 1710 и 1725 гг. и которые, следовательно, к моменту своей зрелости застали уже и полную славу Ватто и полный расцвет Лемуана и Буше. Этим художникам уже нечего было «ступать осторожно». Они могли быть уверенными, что чем пикантнее будет их искусство, тем больше сочувствия встретят они в обществе. Самое это общество, вместе со своим венчанным вождем, предавалось в те дни какой-то оргии.
Не только личные склонности, но самая мода и «хороший тон» требовали со всей свободой вкушать наслаждения жизни и на все смотреть глазами бесшабашной юности. Жуткое изречение, характеризующее позднюю психологию Людовика XV, не могло тогда еще и на ум прийти, а король вполне заслуженно носил прозвище «lе Bienaime» — «Возлюбленный».
Вместе с ним все его подданные, все классы общества, начиная от двора и кончая деревней, беспечно и ненасытно отдавались культу Амура. Эта эпоха, длившаяся около четверти века, была тем «достижением Цитеры», о котором только мечтал Ватто. И, разумеется, как всякое достижение, оно вместе с радостью принесло и долю разочарования — поэзия стремления стала переходить в прозу обладания.
Лемуан и особенно Буше — поистине «гении» этой эпохи, этого искусства. Но далеко не им одним принадлежат все те нарядные пасторали и раздетые Олимпы, в которых выливались эротические мечты времени, совершенно заслонившие всякие другие идеалы. Сейчас любую картину «во вкусе Буше» крестят его именем, а между тем, сколько всей массы произведений «живописного рококо» принадлежит менее знаменитым его товарищам и сколько еще художникам, никогда даже не бывавшим во Франции2.
1 Нельзя здесь не упомянуть о личной симпатичности художника, доставившей ему массу друзей во всех кругах общества. Карл ван Лоо был необычайно щедр по отношению к товарищам, делал, несмотря на скромные средства, массу добра, рад был всякому служить советом — а знал мастер, несомненно, очень много. К счастью, эта «симпатичность» нашла себе выражение и в некоторых его произведениях. Так, бытовая сцена в Лувре «Привал на охоте» представляет собой если не блестящую, то очень ценную в своей правдивости иллюстрацию великосветских нравов того времени. Хороши также бодро написанные и даже красивые по краскам портреты К. в. Лоо и среди них великолепный автопортрет в Эрмитаже.
2 Неоднократно нам случалось видеть в коллекциях и музеях картины «во вкусе Буше», носившие его собственное имя, тогда как совершенно явно сквозило в них авторство других, несправедливо забытых мастеров. Профаны склонны принимать за произведения Буше и картины итальянцев: Пеллегрини, Балестры, Валериани, Карлони, Стефано Торелли, и немцев — Маульпертша, Дитриха, Грана, Трогера, Цика. Во вкусе Буше писали в первую половину XVIII в. и в Голландии, и в Англии, и даже в России.
 Прощание жениха святой Урсулы и отвод Святой Урсулы в Рим (Карпаччио) |  Венера и Адонис (?) (Рибера) |  La Cucana (Франциско Гойя) |