Фигуры и природа в картинах Поллайоло
Однако если братья Поллайоло и являлись "отголосками Падуи во Флоренции", то они не превратились в рабских подражателей великого мастера, а лишь как бы вняли его указаниям, направившим их к изучению природы. Во всем их творчестве видно внимательное и, что особенно замечательно, как бы научное отношение к натуре. Вазари рассказывает, что Антонио был первым из числа художников, начавших изучать строение человеческого тела на диссекциях трупов.
И, действительно, почти всюду в произведениях Антонио мы видим усердное, а главное, толковое проникновение в строение человеческого "механизма". У нидерландцев мы можем встретить отлично нарисованные отдельные части тела, но фигуры в общем имеют всегда характер марионеток, лишенных внутренней стройности. У Поллайоло фигуры "полны сил, им присущих", и это результат не одной только интуиции, как у Джотто, и даже не руководства античностью, как у Мантеньи, но непосредственного обращения к природе и изучения ее законов.
Изучение законов природы сказывается (хотя и не в столь сильной степени, как в фигурах) и в пейзажах картин братьев Поллайоло. Если фигуры их имеют нечто родственное с искусством Мантеньи, то фоны выдают близость к пейзажам Пьеро деи Франчески. Мы только что имели дело с наивностями Гоццоли, с архаизмами Пезеллино, и лишь у Бальдовинетти затем проглянула в луврской "Мадонне" улыбка широкой, залитой светом дали в духе Пьеро деи Франчески. В нескольких картинах Поллайоло аналогичные задачи разрешены с несравненно большим мастерством и удачей.
Мало видно от пейзажа за фигурами образа Сан Миниато, и трактован он в довольно упрощенной манере, в нейтральных оливковатых тонах, но то, что видно, замечательно по самому замыслу. Фигуры стоят на высокой, выложенной мрамором террасе. Непосредственно за ними находится бронзовая решетка с мраморными столбами.
Сквозь эту решетку, имитирующую веревочное плетение, и открывается вид на широкую и далекую долину: змеится река с берегами, усаженными тополями, кустарником и тростником; к реке ведет дорога, а другая дорога (вернее, тропа) заметна между столбом решетки и ризой св. Евстафия. Всего замечательнее во всем этом то правдоподобие, с которым переданы "фоновые декорации", не играющие, в сущности, никакой роли в композиции.
Мастер предыдущего поколения просто поставил бы каменную ограду позади святых или же нарисовал бы всякую всячину, нагромоздив ее за их головами. Братья Поллайоло выразили свою любовь к природе именно тем, что они сделали нечто, в сущности, "ненужное", единственно ради собственного удовольствия и ради удовольствия тех, кто стал бы рассматривать их произведения с особенным вниманием.
Принадлежат ли действительно Поллайоло те две картины с "Трудами Геркулеса" в Уффици, что считаются эскизами для погибших знаменитых картин мастера, описанных Вазари и находившихся во дворце Медичи? На наш взгляд, это скорее ранние работы Филиппино Липпи, так же, как и берлинский "Давид".
В этом убеждает дряблость телосложения (сравним эти фигуры с гравюрами Поллайоло или с его фресками в Palazzo Venezia в Риме), утрированно гримасничающие лица, "жидковатость" и слабость всего. Но если и допустить, что перед нами произведения не Поллайоло, а младшего Липпи, то все же они, вероятно, повторяют картины, исполненные Поллайоло.
По крайней мере, и здесь мы встречаем тот далекий пейзаж с змеящейся рекой, который через Бальдовинетти достался Поллайоло от Пьеро деи Франчески. Подобный же пейзаж украшает и прелестную картину Поллайоло в Лондонской галерее "Аполлон и Дафна", расстилаясь позади фигуры белокурой нимфы, руки которой уже превратились в две густо распустившиеся лавровые ветки.
Наконец, тот же мотив долины реки, но поднятый на значительную высоту и несравненно богаче разработанный, является последним планом на знаменитой картине "Мучение святого Себастьяна" (Лондон), в которой Поллайоло, против обыкновения, тщательно разработал и столь редко встречающийся у художников XV века "средний план", представляющий как бы склон холма.
 Свежий кавалер (Федотов П.А., 1846) |  Приготовления к свадебному банкету Купидона и Асхеи (Джулио Романо) |  У бассейна Цереры. 1897 г. |