Портреты Никитина. Рококо в России
Еще менее осталось от И. Никитина. Об И. Никитине, вернувшемся в Россию в 1720 году, приходится судить по единственному известному нам произведению, имеющему почти полную достоверность, по портрету барона С. Г. Строганова в голицынском имении "Марьино" под Петербургом. Этого произведения однако же мало, чтобы составить себе какое-либо понятие о художнике, тем более, что и этот портрет, интересно взятый и не лишенный элегантности, все же не отличается ни яркостью характеристики, ни каким-либо выдающимся мастерством. И этот портрет вполне приличное, но дюжинное для того времени произведение. Гораздо большее значение для характеристики Никитина имели бы портреты "Петра на смертном ложе" и "Напольного гетмана" в Академическом музее, написанные с большим мастерством сочными красками в приятной и благородной гамме, если бы можно было вполне удостовериться, что эти картины действительно Никитина, а не Таннауэра. При Анне Иоанновне И. Никитин был замешан в дело монаха Иосии, бит кнутом и сослан в 1737 году в Сибирь, откуда он был вызван лишь при Анне Леопольдовне. К сожалению, ему, измученному долгим изгнанием, не суждено было увидать свою родину, и он умер в пути осенью 1741 года. Быть может, существует еще немало его работ, разбросанных по разным усадьбам и дворцам, но вряд ли удастся когда-либо выяснить, что именно принадлежит его кисти, так как одного достоверного, но не особенно типичного портрета слишком мало, чтобы составить себе понятие о художнике. Единственное произведение брата его, Романа, портрет М.Я. Строгановой в Академическом музее, интересно лишь в костюмном отношении.
Со времени Елизаветы начинается новый период русской живописи. Любившая и понимавшая роскошь царица не довольствовалась тем вялым прозябанием, которым, наподобие мелким немецким дворам, отличалась придворная жизнь во времена ее предшественницы. Замыслы Елизаветы были грандиозны. Ее царствование было в художественном отношении для России почти то же, что царствование Людовика XIV для Франции. При ней и под ее непосредственным наблюдением сначала перестроен аннинский Зимний дворец, а затем выстроен новый деревянный и почти закончен новый каменный дворец русских государей, при ней построены или сплошь перестроены огромные дворцы Анничковский, Ораниенбаумский, Гостилицкий, Царскосельский, Петергофский, Головинский в Москве, Киевский и бесчисленная масса других. При ней воздвигнуты лучшие и роскошнейшие постройки стиля рококо в России: Смольный монастырь, Троицкая пустынь, Андреевский собор в Киеве и многие другие. При ней же стали, в подражание царице, строиться на великолепный и истинно европейский лад русские магнаты: Строгановы, Воронцовы, Шуваловы, Шереметевы. Петербург и окрестности его к концу ее царствования получили совершенно новую физиономию, ту самую, которую они сохраняют в довольно значительной степени и поныне. В гениальном Растрелли Елизавета нашла своего Лебрена, но для исполнения его бесчисленных и равномерно превосходных проектов требовались новые и новые легионы мастеров, тем более, что часть вызванных Петром художников была уже в могиле, другая вернулась, за неимением работ, на родину (как Пильман и Пино), часть же настолько состарилась, что не могла уже поспевать за лихорадочной деятельностью молодого поколения.
Из вызванных при Елизавете живописцев наибольшего внимания заслуживают: портретист Г.Х. Гроот - мастер манерный, но владевший необычайно тонкой и нежной кистью, его брат И. Ф. Гроот, один из лучших "зверописцев" своего времени, Валериани, хороший перспективист, оказавшийся весьма полезным в деле образования молодых русских художников, декораторы Перезинотти, отец и сын Градицци и братья Бароцци. В последние годы царствования Елизаветы к ним присоединились еще: соперник Буше - С. Торелли, несколько однообразный, но все же отличный портретист граф Ротари и французы Ле Лоррен, Лагрене, Токке и Де Велли. В Петербурге и в Москве во время пребывания там двора развернулась теперь такая же блестящая и нервная художественная жизнь, какая царила лишь при самых изысканных европейских дворах того времени. Елизавета видела едва ли не главную задачу своего царствования в том, чтобы придать русской жизни тот фееричный блеск вечно счастливого Эдема, которым отличалась великосветская жизнь Запада.
 Из альбома „Версаль". 1922 г. |  Сцена у фонтана (Замок Сандомирского воеводы). 1908 г. |  Интерьер с аркадой. 1913 г. |