Городская живопись
Галактионов (1779-1854) был учеником Семена Щедрина, однако в своих произведениях он более похож на Ф. Алексеева. Быть может, произошло это только потому, что ко времени самостоятельного развития Галактионова парковая живопись - это типичное явление XVIII века - отжила свой век. Александр I больше интересовался городами, походами и лагерями, нежели сибаритским житьем на лоне художественно прибранной природы. В Галактионове сказался чисто городской, несколько официальный, несколько казенный дух времени. В его рисунках и литографиях (картин его почти вовсе не сохранилось), изображающих главным образом виды Петербурга, уже нет больше интимности, тишины, уютности картин Алексеева. Галактионов с наслаждением вычерчивает кордоны улиц, рисует пустынность площадей, передает холодный, казарменный дух Петербурга александровского времени. Но именно потому он и драгоценен, и даже в некотором отношении поэтичен. В его произведениях отразились типичные черты той эпохи, и эти толково, педантично нарисованные виды представляют несколько даже меланхоличный в своей точности снимок давно минувших дней. Рисункам Галактионова, так же точно как и картинам Алексеева, большую прелесть придают превосходные, характерно схваченные фигурки.
Мартынов (1768-1826), изъездивший всю европейскую и азиатскую Россию и исполнивший тысячи очень рутинных акварелей, интересных разве только в топографическом отношении, не был бы вовсе достоин упоминания в истории русского искусства, если бы не его акварели и раскрашенные литографии Петербурга. Положим, и в них он смущает своим ребяческим рисунком и слабой техникой, но бесхитростная простота, с которой они нарисованы, меткая типичность избранных точек и в особенности удивительно верная, ясная, даже поэтичная раскраска их отводит этим произведениям скромное, но все же почетное место. В них царит подлинное настроение петербургского лета, не лишенное большой и весьма трудно уловимой прелести.
Из всех наших "видописцев" Максим Воробьев (1787-1855) был настоящим мастером и одним из самых прославленных в свое время художников. Действительно, Воробьев отличается от всех своих собратьев превосходным знанием своего дела, разносторонностью и поэтичными замыслами. Его скромные, но с большим вкусом подкрашенные акварели, его, несколько жидкие в письме, вялые в краске, но все же очень технично исполненные масляные картины свидетельствуют об отлично пройденной школе.
Воробьев был также большим поклонником Петербурга; и его так же, как Алексеева и Галактионова, пленили гранитная мощь, пустынное величие, изящная чопорность столицы. Тогда Петербург был только что достроен и его еще не начинали портить. По своей цельности, по своему выдержанному великолепию, по строгой стильности своих зданий, отражавшихся в бесподобной красоте невских вод, он не имел себе равных даже на Западе. Иностранцы смотрели на Петербург как на восьмое чудо. Художники, воспитанные в Академии на классических образцах, превосходно умевшие оценивать прелесть архитектурной красоты, естественно, увлекались только что построенными грандиозными сооружениями вроде Дворцовой площади, Биржи и Адмиралтейства, и ясные следы этого увлечения видны в их произведениях.
Воробьев, впрочем, не ограничился этой чисто архитектурной стороной Петербурга. Этот музыкально одаренный человек (Воробьев был хорошим скрипачом) понимал фантастическую прелесть лунных эффектов и меланхолическую загадочность светлых июньских ночей над тихими волнами Невы; если в этих картинах, в этих труднейших колористических задачах он не всегда справлялся с красками и часто впадал в черноту, то виной тому не столько он сам, сколько вообще его "малокрасочное" время. Во вторую половину жизни Воробьев много путешествовал по Востоку и Югу; больше всего он прославился своей поездкой в Палестину. К сожалению, масса привезенных им из этих путешествий этюдов отличается той шаблонностью и бесцветностью, которые являются неизбежными чертами малопрочувствованных произведений и которые портят большинство картин учеников и последователей Воробьева.
Иллюстрация к поэме A.C. Пушкина "Медный всадник". 1904 г. | Герман в спальне графини. | Масленица в Петербурге. 1942 г. |