Картины Тициана
В картинах Тициана, писанных на протяжении дальнейших тридцати лет (1515-1545), юношеская свежесть постепенно исчезает, они становятся менее непосредственными, менее горячими; в них появляется больше расчета, или же, наоборот, они становятся менее отделанными, менее законченными. Но сущность искусства Тициана остается прежняя. Ближе всех к "Любви земной и любви небесной" стоит серия картин, писанная около 1520 года для Альфонса I Феррарского, по его заказу и согласно сочиненным при его дворе сюжетам. Альфонс, человек необузданный, страстный, вспыльчивый, неотступно требовал от Тициана исполнения этого заказа, а художник почему-то очень медленно удовлетворял желание герцога-мецената1.
Темы, заданные Тициану, отвечали гуманистским увлечениям времени. "Праздник Венеры" надлежало написать согласно великому авторитету в вопросах художества, древнему софисту Филострату; кроме того, художник должен был изобразить "Вакханалию" и "Встречу Вакха с Ариадной"2. Когда мы вспомним, что эти картины были созданы за несколько лет до фресок Джулио Романо в Мантуе, что в эти дни в Риме царила "мерная", дисциплинированная школа Рафаэля, что стареющий Дюрер творил в Нюренберге своих "Апостолов", а во Франции работали скромные Бурдишон и Переаль, то нашему изумлению не будет предела.
Откуда явился этот sans gene, эта "почти бестактная" в своей гениальности свобода, эта "рубенсовщина", этот "цинизм"? В "Любви земной и любви небесной" свобода Тициана лишь как бы готовилась и наполовину таилась, в "феррарской" же серии нас поражает что-то дерзкое, бурное, что-то почти грубое в своей откровенной радости. Античное язычество оживает здесь не в виде "пристойных" гуманистских упражнений, а в виде подлинного вдохновенного культа, посвященного Афродите-Плодящей, Дионису-Пьянящему и Всепокоряющему Эроту.
Не статуи древних ожили, ожили и не их отвлеченные мысли, а воскресла как бы самая кровь древности - "святое вино", устремляющее людей к священным пляскам и объятиям, вводящее человека в мир полного земного счастья. Всего двадцать лет до того Савонарола громил своих современников за распутный образ жизни, а художников - за пособничество этому распутству.
Что бы сказал он перед этими картинами, в которых исчез стыд так же просто и естественно, как если бы никогда не было христианства и его идеалов целомудрия3, в которых боги древних снова вдруг снизошли на землю и уже не в виде каких-то бледных от пребывания в подземном царстве теней, а в виде веселых, уверенных в своей правоте, в своей жизненности существ.
Самая удивительная из этих картин - "Праздник Венеры", восхитительный пейзаж, в котором роль цветов, усеявших поляну, играют розовато-белые тельца амурчиков, а роль порхающих мотыльков - их ярко-синие крылышки. Это должно служить иллюстрацией к Филострату?
Но мог ли думать остроумный ритор и изысканный упадочник-эстет, что когда-либо на основании его слов будет представлен этот изумительный "Праздник плодов любви", что его аллегорические "гении" превратятся в этих полнокровных, сытых, веселых ребятишек, которые одним своим видом должны были наполнить аристократический кабинет принца-мецената возней, приличной разве только для "детской".
И что должны были испытывать художники, глядя на эту "импрессионистскую" картину, точно созданную в "один присест", весело, просто, без всякого видимого труда, без той налаженности композиции, о которой уже твердили теоретики, немного даже беспорядочную и несуразную? В самый момент, когда Рим вырабатывал свои незыблемые законы, легшие в основание всех академий мира, Тициан, точно шаля, опрокидывает их, противопоставляя их стройности свою "беспорядочность", свой дерзкий "нигилизм", непризнание никаких других авторитетов, кроме вдохновения, получаемого от обожаемой матери-природы4.
1 Не потому ли Тициан так медлил с исполнением этого заказа, что он знал тайное предпочтение, которое питал Альфонс к Рафаэлю? Ведь он обратился к венецианцу "faute de mieux" - потому, что Рафаэль, занятый ватиканскими делами, был уже окончательно недоступен для "провинциалов", хотя бы и княжеского рода. Может быть, Альфонс был, со своей стороны, прав. Он, приютивший при своем дворе целую академию гуманистов, мечтал иметь и картины в "новом античном вкусе". Тициан же не совсем подходил для такой задачи: у него все выходило "слишком просто", "слишком на современный лад". Но если в Альфонсе было настоящее понимание искусства, он должен был остаться доволен тем, что для него создал венецианский художник, ибо эти произведения дышат такой жизнью, такой сияющей красотой жизни, в сравнении с которыми самая хитроумная и тонкая поэтика должна была показаться мертвенной.
2 Здесь же, в той же комнате Феррарского дворца, находился и "Триумф Бахуса", писанный в чисто рафаэлевском вкусе Гарофало (ныне в Дрездене). Можно себе пред ставить, какой "переполох" произвели картины Тициана, когда они встали рядом с этой прекрасной, но совершенно холодной картиной.
3 Эротические сцены Джулио Романо, иллюстрирующие сочинения Аретина, по существу, не более чувственны и греховно-телесны, нежели эти картины Тициана.
4 О "споре" римских и венецианских воззрений мы имеем представление по словам Вазари и по трактату Л. Дольче.
Авраам, принимающий трех странников (А.А. Иванов, 1850-е) | Страшный суд (В.М. Васнецов) | Совесть (Н.Н. Ге) |