Джорджоне
Еще Вазари приписывал Джорджоне то значение для Венеции, которое Леонардо имел для Флоренции. Действительно, самая передовая, самая гармоничная картина Джамбеллино или Чимы (не говоря уже о Карпаччио) покажется рядом с картиной Джорджоне традиционной по замыслу, жесткой по формам, примитивной по краскам. Однако, с другой стороны, не надо забывать, что сверстниками Джорджоне были и Пеллегрино да Сан-Даниеле, и Тициан, и Пальма, и Лотто, и даже более скромный Превитали1. Почти все они числятся среди учеников Джамбеллино и, следовательно, должны были провести годы учения вместе. Поэтому при крайней скудости документальных сведений решение вопроса, кто на кого из этих художников влиял, кто кому обязан, представляется затруднительным. В момент их появления на арене истории с достоверными произведениями, они уже вполне сложившиеся личности.
За то, что душой нового движения в венецианской живописи был Джорджоне, говорит уже одно то, что как раз в его творчестве таится какое-то совершенно особое пламенение и одухотворенность. Основываясь на нескольких достоверных картинах Джорджоне, мы и в случаях сомнительных всегда готовы признать, что имеем перед собою оригинал именно его, когда находим эту черту "затаенного огня", обостренной чувствительности. Пальма в сравнении с Джорджоне кажется тяжелым, неповоротливым, чересчур материальным; Тициан - более жизнерадостным, порывистым, но и более "простодушным"; Лотто - более нервным, мятущимся и "растерянным"; Себастиано - более холодным, сдержанным и склонным к формализму; Превитали (которого с натяжкой цитируешь вместе с названными колоссами) - сухим и ребяческим.
Вазари, посетивший Венецию сорок лет после смерти Джорджоне, застал еще там культ рано скончавшегося мастера. Если мы примем в соображение, что в это время Тициан стоял в зените своей славы, что кроме него Венеция славилась целой плеядой великолепных мастеров и что, несмотря на это, именно Джорджоне представился тосканскому историку вполне достойной параллелью с Леонардо да Винчи, иначе говоря, "начинателем" венецианского золотого века2, то это одно окажется совершенно достаточным подтверждением того исключительного положения, которое должен был занимать Джорджоне в среде своих товарищей, насчитывавшей столько прекрасных художников.
Повторяем, самые произведения мастера (хотя бы одни те, которые признаются за вполне достоверные3 создают Джорджоне характеристику не только изумительного художника, но и обаятельного человека, такого именно человека, который мог увлечь за собой других, быть может, незаметно для них самих.
Если бы даже Вазари ничего нам не сообщал о том, что Джорджоне был знаменит своей божественной игрой на лютне и пением и что он был особенно склонен к любовным похождениям (dilettesi continuamente delle cose dAmore), одни картины мастера могли бы служить исповедью души его, души необычайно страстной, нежной и во всех отношениях одаренной. Такие натуры, как Джорджоне, неустанно "ищут Бога" в глубине собственных переживаний, в общении с друзьями, в утехах любви, в наслаждении художествами и природой. Все остальные венецианцы, не исключая странного фантазера Лотто, несравненно более terre a terre, более материальны. Они обладают и значительной долей эгоистичной деловитости. Напротив того, душевная основа Джорджоне соткана из неуловимых веяний и впечатлений; при всей близости ее к жизни, в ней нет ничего низменного и обыденного; она же окутывает непреодолимыми чарами всякого, кому удается заглянуть в ее тайники.
Вазари рассказывает, что Джорджоне находился под впечатлением произведений Леонардо, и, действительно, кое-что из произведений великого флорентийца Джорджоне мог видеть во время краткого пребывания Винчи в Венеции в 1500 году. Не только внешние черты (например, его знаменитое sfumato, окутанность предметов светотенью) общи обоим художникам, но им обще и какое-то душевное свойство: в одно и то же время любовное внимание ко всему и какая-то царственная отчужденность от всего. В творчестве флорентийца эта отчужденность выразилась ярче всего в иронии Джоконды, в чем-то холодном, презрительном и даже жестоком ее улыбки. В творчестве венецианца та же отчужденность привела к глубокой меланхолии. В оконченной уже Тицианом картине "Спящая Венера" (Дрезден) поражает больше всего печаль - "дивная" печаль человека, обожающего жизнь, но изверившегося в возможности "жить в ладу" с тем самым, что чарует4. Джорджоне умер, работая над этой картиной; он точно покинул то ложе, на котором возлежал с богиней, прежде чем она проснулась, как будто опасаясь увидать ее глаза, прочесть в них предельность, неся в душе своей чувство беспредельного5.
1 Считается, что Джорджоне родился в 1478 г.; Тициан - между 1475 и 1485 (и даже в 1489 г.); Пьетро Луццо "Морто да Фельтре" - около 1474 г.; Пальма - около 1480 г., Лотто около 1480 г.;Себастиано - около 1485 г.; Романино - в 1484 г., Порленоне - в 1483 г.; Савольдо - около 1485 г.; первые картины Превитали помечены 1502 г. Гораздо раньше, в 1467 г., родился фриульский художник Пеллерино да Сан-Даниеле, но едва ли ему можно приписывать значение начинателя венецианского "золотого века".
2 Вот слова Вазари во 2-м издании (1568 г.) его "Vite": "В то же время, когда Флоренция приобрела высокую славу благодаря произведениям Леонардо, немалое украшение талантом и мастерством доставил Венеции один из ее граждан. Последний (Джорджоне) затмил совершенно столь ценившегося Беллини и всех других художников, писавших до него в этом городе".
3 За такие вполне достоверные картины Джорджоне можно считать "Мадонну" в его родном городе Кастельфранко, дрезденскую "Венеру", венских "Геометров" и т. н. "Грозу" в палаццо Джованелли (три последние картины цитированы как произведения Джорджоне в записях М.А. Микиеля, произведенных в 1520-х и 1530-х годах, следовательно, в такое время, когда прошло не больше 15-20 лет со смерти мастера). К этому надо прибавить фрески на доме Фондако деи Тедески, к сожалению, погибшие от времени, но частью известные нам по гравюрам XVIII в. Дзанетти.
4 Пейзаж в этой картине, на основании свидетельства М.А. Микиеля, написан Тицианом, и с этим следует, кажется, согласиться, Пейзаж этот прекрасен, но не вяжется с фигурой. Он отражает "более земную душу", и приходится так выражаться о "царе-Тициане", разбирая творчество "демона-Джорджоне". Какой смысл имеют здесь эти задворки, эти хижины, эта размытая дорога, вся эта проза обыденности, все это "пахнущее людом и хлевом"? Хочется думать, что Джорджоне поместил бы здесь купы сочных деревьев, как это он сделал на луврском "Концерте", или прекрасную, покрытую растениями скалу вроде той, что служит кулисой, в "Геометрах". Возможно, что левая сторона, начиная от "умбрийского" дерева, и принадлежит Джорджоне - в соседстве с головой Венеры он мог проложить и фон картины. Но вся правая - "немецкая", "дюреровская", "брейгелевская" деревенщина - едва ли плод его измышления.
5 Историки XVII в. рассказывали, что Джорджоне умер в отчаянии от того, что его любовницу похитил его товарищ (будто бы Морто да Фельтре). На это ныне возражают, что достоверно известна его смерть от чумы. Оба сведения, однако, не исключают одно другого. Быть может, потому Джорджоне и остался в Венеции и не последовал за товарищами, бежавшими от эпидемии, что в нем не хватило сил цепляться за жизнь, что он искал смерти.
Фонтанка во времена Екатерины II. 1903 г. | Книжный знак. Из книги Константина Сомова. 1901 г. | Птичий двор. 1905 г. |