Несостоявшийся гений
Вазари, не видавший в бытность свою в Венеции многих частных собраний, не имел настоящего представления о Джакомо Пальме и, вероятно, поэтому говорит о нем несколько пренебрежительно1. Эту несправедливость не вполне исправили дальнейшие времена, и Пальма остался, несмотря на всемирную славу некоторых его произведений, каким-то пасынком истории живописи. Лишь в конце XIX века были сделаны попытки его оценить по-должному, и сейчас же стала намечаться другая крайность.
Из положения художника второстепенного его чуть было не возвели в вожди всей славнейшей плеяды венецианского "золотого века". На самом деле, безмятежный, апатичный Пальма этого недостоин, но, с другой стороны, вне сомнения, что он имеет право на почетное и обособленное место.
Как мастер краски, как техник живописи, он не уступает никому и превосходит многих лучших. Вполне даже допустимо предположение, что в чисто техническом отношении он мог оказать немало ценнейших услуг даже "гениальным" своим товарищам. Но самому Пальме недоставало именно того, что принято называть гениальностью.
Всю свою жизнь Пальма оставался образцовым, безупречным мастером, но вялым, апатичным художником. Фигуры его тяжелы, они слишком заплыли пухлым, плотным телом, в них под теплой их кожей не чувствуется ни крови, ни мускулов; лица его героев слишком спокойны, а композиция картин чересчур уравновешена2. В некоторых отношениях Пальма напоминает Джамбеллино своей величавостью, но слишком обыденный тип его полных, точно неохотно двигающихся фигур сообщает картинам чересчур прозаический характер.
У Джамбеллино и у Чимы спокойствие носит церковный характер; церковной тишиной веет от их образов, чувствуется сдержанность пламенных порывов. У Пальмы спокойствие носит сытый "буржуазный" характер; от его картин идет и окутывает зрителя струя чего-то пресыщающего и усыпляющего.
В одной области Пальма спорит с Беллини и даже с Джорджоне - это в пейзаже3. Уроженец горного Бергамо, знакомый с детства с Альпами, он сохранил на всю жизнь не только характерную для "швейцарца" апатичность, но и другую свойственную горцам черту - обожание своего края.
Венеции - подвижной, нервной, венецианской улицы и венецианских настроений - у Пальмы не найти, но впечатления, близкие к впечатлению от увесистой архитектуры гор, мы найдем в каждой из его картин, и особенно хороши в них пейзажи4. Замечательно при этом полное отсутствие слащавости в пейзажах Пальмы, тогда как именно некоторая слащавость портит его фигуры.
Много места и Пальма не решается уделить пейзажу5; в этом он придерживается общей для времени композиционной схемы; фигуры и для него главнейшее в картине; но характерно то, как непринужденно, просто располагает он свои "Santa Conversazione", свои "Беседы святых" среди природы, как он всему умеет придать естественный (иногда даже чересчур естественный, уничтожающий всякий благочестивый характер) оттенок, и, несомненно, эту черту можно себе объяснить только тем, что Пальма во время труда над своими картинами как бы отдыхал на мечтах о сладостной деревенской жизни в природе.
Чтобы сразу понять всю прелесть искусства Пальмы и, в частности, его понимание пейзажа, нужно изучить его дрезденскую картину "Иаков и Рахиль у колодца"6. Превосходно написанные, но упитанные, апатичные фигуры здесь только мешают. Весь же смысл картины именно в пейзаже, роскошном и совершенно исключительном по красоте красок. Слева - густой лес, прототип тех лесов, которые позже писал Бриль, а за ним Рубенс и Пуссен.
Справа, позади стад Лаваана - пригорок с большой типично-венецианской фермой на вершине и с купами прекрасных деревьев. Между этими двумя кулисами, которые уже ничего не имеют общего с наивными кулисами, встречающимися у Чимы или у Пьеро ди Козимо, но обладающими совершенно плавными и естественными формами, открывается восхитительно-романтический (и притом вполне реалистический) вид на мягкие холмы с замком, торчащим из-за густых масс зелени, и на далекие голубые горы, среди которых легко узнать почти всюду встречающуюся у Пальмы вершину Monte Redotta.
Над этой тучной, роскошной природой, в которой оливковые и рыжие краски осени сплетаются в восхитительное созвучие, стелется нежное, слегка желтеющее к горизонту небо, покрытое расплывчатыми облаками7.
1 Сын Антонио Нигретти, Джакомо родился в Серинальте близ Бергамо около 1480 г.; умер около 30 июля 1528 г. С 1510 г. пребывание его в Венеции установлено документально. Считается, что учителем его был Джованни Беллини. Судя по озадачивающей малодостоверной картине Венецианской Академии "Успение Богородицы", Пальма был одно время под влиянием Перуджино. Якопо Пальма Младший (il Giovane), художник, характерный для венецианского барокко, приходился Джакомо внучатым племянником и ни в каких ученических отношениях к нему не находился.
2 На этом чрезмерном совершенстве композиции Пальмы не мешает остановиться. Надо ведь отдать справедливость, что она основана не на случайных удачах, не на первопопавшемся сочетании масс и линий, но всегда глубоко продумана и строго обоснована и, вдобавок, нова. Он ли сочинил новую формулу композиции в венецианской живописи, или он лишь разработал то, что было найдено Джорджоне или Порденоне, вероятно, не удастся выяснить, вполне, но что Пальме принадлежит полная разработка данных формул, такая разработка, на которой мог поучиться даже Тициан, - это едва ли можно оспаривать. Именно эта полнота, эта всесторонняя обдуманность, эта чрезвычайная налаженность композиции Пальмы и способствуют, со своей стороны, впечатлению тяжести и застылости. Крепко все построено, неразрывно все связано, но нет трепета жизни. Величайшими контрастами, крайними полюсами в венецианской живописи, именно в смысле композиции, являются Пальма и Тинторетто. Тициан занимает середину. Племянник Пальмы приближается скорее к Тинторетто, нежели к своему дяде.
3 Вазари решается даже приписать Пальме загадочную картину, хранящуюся ныне в Венецианской Академии и изображающую "Спасение Венеции от наводнения". Но эта картина, для времени единственная в своем роде с ее изображением бурлящих волн и всех ужасов грозы на море, кажется нам слишком темпераментной для Пальмы. Возможно, что это раннее произведете Париса Бордоне или даже оконченная последним картина Джорджоне. В теперешнем ее полуразрушенном состоянии невозможно подвергнуть картину толковому критическому анализу.
4 "Увесистая архитектура гор", "впечатление сонливых громад" - это ли не есть самая суть всего искусства Пальмы так же, как и сооружений нашего Кваренги, который тоже родом из Бергамо.
5 К сожалению, до нас не дошли пейзажи, значившиеся в наследстве Пальмы. Вероятно, это были этюды с натуры.
6 На картине имеются инициалы "G. B. F.", что побудило одних историков приписать картину Джорджоне (Giorgio Barbarelli fecit), других - Кариани (Giovanni Busi). Но "подпись" эта заведомо фальшива. В частности, за Бузи, за этим хорошим, но скромным последователем Пальмы, невозможно оставить эту картину, являющуюся одним из перлов Дрезденской галереи - слишком она превосходит все достоверно им созданное. Напротив того, весь стиль картины, типы действующих лиц и особенно колорит не оставляют сомнений, что перед нами шедевр Пальмы.
7 Несколько аналогичен пейзаж в картине Венской галереи "Встреча Богородицы со Св. Елизаветой". Там даль еще определеннее предвещает ясные, благородные в своем спокойствии фоны Пуссена. Правой кулисой в этой картине служит ряд простых крестьянских домов, "уводящих глаз вдаль". Центральная группа встретившихся святых "усилена" сочной рощей позади них с одним деревом, возвышающимся над остальными.
Танец амуров (Франческо Альбани) | Бахус и Ариандна (Жан-Франко де Трой) | Приготовение к охоте (Ш. де Лафос) |