До неба далеко
Васнецов даровитый, живой и впечатлительный художник. Его энергичный "Каменный век", его декоративные композиции, отчасти его сказочные картины, прелести которых, к сожалению, так мешают их размер и их приторные краски, - достаточно свидетельствуют об известной самобытности, а главное, о живости и впечатлительности мастера.
Заслуга Васнецова, как пионера неоидеализма, выступившего со своими опытами тогда еще, когда все его товарищи еще молились на Прудона и Чернышевского, заслуга его очень велика.
Но художественно-религиозное творчество Васнецова, так кстати явившееся в царствование Александра III, в период официального славянофильства, в дни известного всем "возрождения" русского православия, - творчество это далеко не той художественной важности, которой оно еще недавно считалось почти всем нашим обществом.
Как-никак, но это лишь удачная пародия на выработанные каноны древнерусской и византийской иконографии, к которым Васнецов без особенного художественного такта примешал довольно легковесный пафос и сказочную эффектность.
Владимирский собор не может идти в сравнение с тем идеальным христианским храмом, о котором мечтал Иванов. Как попытки Фландрена возродить романско-византийскую живопись, как живопись Штейнле и всяких корнелианцев, пытавшихся вернуться к чисто немецкому стилю Дюрера, - так и намерения Васнецова сохранят в истории искусства не слишком значительное, но все же почетное место.
Однако до грандиозных замыслов Иванова, до высокого благолепия, до пророческой мощи последнего всем этим фазисам церковной живописи XIX века далеко, как до неба.
Впрочем, и в чисто живописном отношении произведения Васнецова стоят бесконечно ниже творений Иванова.
Ге представляется рядом с Ивановым варваром, но все же Ге застал еще кое-какие традиции (неоспоримое доказательство тому - его портреты), и он более из каких-то убеждений гнушался развиваться дальше или хотя бы пользоваться данным.
Не так Васнецов - настоящее дитя самой безотрадной для всей истории "живописного мастерства" эпохи 70-х и 80-х годов.
Техника Васнецова беспомощна и полна дилетантской робости, почти всегда неуместно прикрываемой иллюстраторской "бойкостью".
Школы Васнецов сам не прошел. Все его творчество отмечено именно этим недостатком школы, а потому вполне понятно, что Васнецов и не мог создать своей школы.
Однако несколько художников, усвоивших себе некоторые приемы его и применявших к росписи многочисленных, в так называемом русском стиле построенных церквей, эти приемы, являются как бы опровержением этому мнению.
На самом деле и эти художники, среди которых Нестеров является единственным, обладающим некоторою самостоятельностью и значительным художественным темпераментом, никакой школы не составляют, так как для появления школы необходимо требуются известные технические завоевания или, по крайней мере, известная техническая выправка, которой именно всем этим художникам абсолютно недостает.
Впрочем, Нестеров был бы одним из самых приятных русских живописцев, если бы он остался верен своему таланту, своему специальному призванию.
Нестеров мог бы быть превосходным пейзажистом. Фоны большинства его картин доказывают это.
К сожалению, в этих картинах, кроме чудесных пейзажей, очень мало отрадного для глаза, а самые пейзажи играют лишь второстепенную роль.
Лишь в "Видении отроку Варфоломею" - фигуры почти не портят чудесного чисто русского пейзажа, расстилающегося позади них, напротив того, даже подчеркивают невеселую праздничность его, какое-то похоронное настроение, нашедшее себе самый напряженный аккорд в понурой фигуре привидения-схимника на первом плане.
Все же остальные картины Нестерова - с очаровательно задуманными, полными тихой меланхолии пейзажами - весьма некстати заполнены очень ординарными и плохо исполненными фигурами, старающимися казаться священными и трогательными.
Единственный художник, который мог бы считаться в некотором роде продолжателем Иванова, это Врубель.
Начать с того, что из всех художников второй половины XIX века, подходивших к религиозным темам, один лишь Врубель подошел к ним с той же жгучей страстностью и с тем же тончайшим проникновением в тайны красоты, которыми отличается творчество Иванова.
Но и, кроме того, обоим художникам свойственна одна общая черта, это - огромное мастерство.
Врубеля не знает русская публика и считает его за сумасбродного "декадента".
Недуг Врубеля окончательно дискредитировал его в глазах "благоразумной" публики.
Однако, на самом деле из всей русской школы последних двадцати лет один лишь Врубель сковал себе настоящее мастерство - изумительную технику, и в то же время он среди наших художников единственный настоящий поэт, бесконечно высоко парящий над общим уровнем.
Безжалостная жизнь, почти сплошная неудача, недомыслие общества - в значительной степени подорвали творческую способность Врубеля и сообщили ей какую-то странную "гримасу", но сквозь гримасу светится подлинное художественное пламя, а в самой даже "гримасе" этой сказалось столько технических знаний, такое колоссальное мастерство, что невольно прощаешь ее мастеру и даже почти начинаешь любить ее.
 А. Н. Бенуа. (Г. С. Верейский, 1924 г.) |  Николай Леонтьевич Бенуа и Иероним Севастьянович Китнер. На заседании в Академии художеств. (И. Е. Репин, 1891 г.) |  Групповой портрет братьев Бенуа (М. И. Снотти, 1847 г.) |