Петербуржцы
Билибин - петербургская версия того же художественного течения, главной представительницей которого в Москве была Поленова; в начале своей деятельности Билибин даже подражал Поленовой, перенимал у нее как хорошее, так и дурное.
Ныне, однако, Билибин стал на собственную дорогу, и хотя отправным пунктом его творчества и следует признать сказки Поленовой, однако на этом пути он уже далеко ушел от своего прототипа, и в будущем следует ожидать, что этому добросовестному и даровитому художнику удастся совершенно обособиться и создать цельные, доведенные до большого совершенства и своеобразные произведения.
Покамест Билибин находится в переходном фазисе. Он мало-помалу освобождается от дилетантизма; его упорное изучение народных мотивов дает ему здоровую пищу; в то же время развивается в нем его красочность и воспитывается его техника.
Еще несколько усилий, чтобы приобрести большую силу, большую драматичность, большую стилистическую цельность, чтоб освободиться от неуместного педантизма, от известной сухости в исполнении, и мы увидим в Билибине превосходного художника.
Рерих также петербуржец, но по всему своему складу и по своим намерениям он примыкает к В. Васнецову. По нарочитой же грубости своей техники, по характеру своего колорита, напоминающего русские пряники и ковриги, он бесспорно принадлежит к московскому толку.
Рерих человек в высшей степени талантливый, но не обладающий развитым вкусом, он такой же полуварвар, как и его прототип - Васнецов.
Он слишком охотно прибегает к "дешевым эффектам", уверенный в том, что в бестолочи нашей художественной жизни это может пройти незамеченным.
Однако иногда ему удается подняться на значительную высоту, и иные его произведения дышат бодрым, истинно эпическим духом. Хороши также и его простые, непосредственные этюды с натуры.
Из остальных петербуржцев назовем здесь: орнаментатора и пейзажиста Добужинского, скромные, но удивительно тонкие этюды которого по преимуществу изображают характерные виды Петербурга или тихие, пустынные уголки провинциальных городков; лучшего специалиста по "шрифтам", классично-строгого Яремича, который одинаково хорош как в своих типографских работах, так и в своих спокойных, благородно-серебристых пейзажах; первоклассного каллиграфа и декоратора Замирайло; гравера на дереве А.П. Остроумову, дающую в своих эстампах прелестные по мотивам, превосходно стилизованные и удивительно тонкие по краскам пейзажи; достойную последовательницу Якунчиковой в сфере "интимного пейзажа" и в поэзии детской жизни - г-жу Линдеман.
На этом же месте нужно назвать и московское отражение той же художественной формулы, главным представителем которой в Петербурге Сомов, - Борисова-Мусатова (1870-1905).
Прекрасный мастер этот, избравший предметом своего нежно-ароматичного и обаятельного искусства эпоху 1840-x и 1850-x годов, при некоторой аналогии с Сомовым, шел по совершенно обособленному пути. Сомов художник интимности, изощренных драгоценностей.
В Мусатове же жил темперамент "фрескиста". Весь его своеобразный и благородный стиль, его серебристые, тихие краски ожидали стен, широких поверхностей, чтобы развернуться с полной силой. Безвременная смерть похитила художника и лишила русское искусство очень крупного и нужного мастера.
 Весна (Н. Ланкре) |  Готские короли (Алонсо Кано) |  Версаль. 1906 г. |