1-2-3-4
Вюйар бесспорно один из самых подлинных художников нашего времени, и если уж говорить о каких-то “божьей милостью живописцах”, то в первую голову следует назвать именно его. Но все же, как это странно, что эта подлинность, эта призванность со всей яркостью обнаружилась, главным образом, в начале деятельности художника, что самые безусловные перлы созданы им тогда, когда ему еще не было тридцати лет, а что в дальнейшем он, не переставая поражать своим мастерством, ушел куда-то в сторону, вкус его заметно испортился, исчезло и то невесомое, что придает его ранним картинам и этюдам (точнее, его картинам-этюдам) бесподобную свежесть и пленительность. Странностью этой я поражаюсь каждый раз, когда вижу значительное собрание картин Вюйара, и, наоборот, совершенно забываю о ней на выставках, посвященных исключительно первому периоду его творчества.
Нынешняя выставка претендует (я готов прибавить: к сожалению) на значение исчерпывающей и является чем-то вроде национальной манифестации. Соответственно с этим на ней представлен вовсе не один только первый период, а все творчество Вюйара в целом, причем перевес получился как раз на стороне позднейшего творчества. И вот именно такая полнота вредит общему впечатлению. Необходимо как-то превозмочь это впечатление и произвести то, чего не сделали устроители, перемешавшие (быть может, умышленно) эпохи. Только такой “идеальный отбор” заставит все не вполне достойное отступить на задний план, и вырисуется тогда настоящая художественная личность Вюйара. Тогда предстает тот Вюйар, которого стоит любить и который даже более достоин любви, нежели многие другие первоклассные, иногда и более знаменитые, нежели он, мастера.
Не стану, в который раз, описывать любимые картины моего любимого художника. Укажу только, что к тем его произведениям, которые я хорошо знаю (и часть которых недавно еще фигурировала на помянутой выше выставке у Бернгейма), надо прибавить такие “забытые” шедевры, как “Семейный завтрак”, как “Задворки осенью”, как “Белый клен”, как “Раздевающаяся натурщица”, как “Ожидающая натурщица”, как “Дама в черном” (у черного камина), как “Приготовление к прогулке” и многое другое. О том, что Вюйар, слава богу, и до сих пор не утратил своего чудесного дара чувствовать, как никто, светотень и краски, свидетельствуют несколько картин последних лет и в том числе тот превосходный int?rieur 1937 года, в котором изображен доктор и знаменитый коллекционер Вио, стоящий в позе ожидания среди своего кабинета зуболечебной радиографии. С особенным удовольствием причисляю этот шедевр к любимым картинам любимого художника, и немногим уступает ему портрет г-жи Бенар 1930 года, пожертвованный семьей изображенной дамы государству.
Особый интерес представляет на выставке серия больших декоративных панно. Вюйар принадлежит к тому поколению, которое стало усиленно заниматься проблемой стенной живописи. В течение XIX века о стенной живописи почти забыли, а там, где вспоминали о ней, там получались условность и скука. Не удалось создать что-либо действительно отрадное ни немецким романтикам-назарейцам, ни Ипполиту Фландрэну, ни нашему Бруни, ни Бодри и еще менее тем сотням художников, специальностью которых было исполнение грандиозных по размерам официальных заказов. В качестве единственного исключения во всей этой массе безотрадности можно назвать Пюви де Шаванна, но и его измышления, при всем своем несомненном благородстве, оставляют нас холодными. Даже в них нет и помину о той великолепной свободе, которая нас восхищает в фресках мастеров XIV и XV веков, в Станцах Ватикана и даже в росписи барочных декораторов с Тьеполо во главе. Сознание того, что это не дано нашему времени, все более укреплялось и привело к тому, что огромное большинство художников просто перестало даже представлять себе свое искусство вне пределов так называемой станковой живописи. Но критики не давали им на этом успокоиться, и непрестанно раздавались призывы к монументальности, к тому, чтоб перейти от “написанных красками и выставленных в рамы холстов к фреске”. В конце концов, эти призывы взбудоражили и художников и клиентов. Первым захотелось “размахнуться” во всю ширь, вторые с особой охотой, предоставили свои стены под те опыты, которые должны были привести к возрождению монументальной живописи.
Увы, если теперь сделать подсчет всему тому, что дало это довольно таки искусственно вызванное движение, то результаты в общем окажутся довольно плачевными. Ни во Франции, ни в Германии, ни в Италии стенопись за последние полвека, несмотря на все усилия и художников и поощрителей, не дала ничего подлинного. Еще ближе всего к монументальному стилю (при сохранении творческой свободы и при сочинении чего-то действительно внушительного) мог бы, пожалуй, подойти Леон Фредерик, но как раз даром этого мастера никто не пожелал воспользоваться. Любители парадокса (а имя им —легион) попробовали объявить, что истинный монументальный характер в наши дни носит афиша, и, опираясь на такую аттестацию, художники принялись разрабатывать и в стенной живописи всяческую “плакатность”, причем Рауль Дюфи на этом поприще дошел до заполнения целых сотен, если не тысяч, квадратных метров. Однако и такое упрощение задачи, такая “дешевка” едва ли убедит будущие поколения в том, что в наши дни стенная живопись процветала и достижения ее наверняка не будут когда-либо поставлены рядом с теми, которыми гордится человечество в прошлом.
1-2-3-4
 Петр I на прогулке в Летнем саду. 1910 г. |  Интерьер. 1900-е г. |  Диана и Каллисто (Тициан) |