1-2-3-4
Вюйар еще в начале своей деятельности услыхал помянутые призывы и понукания и решился испробовать свои силы на таком поприще, которое, казалось бы, не имело ничего общего с обычными его задачами. И как раз из-под его кистей получилось нечто такое, что, пожалуй, и останется, что во всяком случае не представляет собой какого-либо раздражающего кривлянья и действительно может придавать современному обиталищу своеобразную прелесть. Мне самому случалось проводить время в комнатах, все стены которых были убраны композициями Вюйара, и могу удостоверить, что такое “живописное окружение” создавало специфическое настроение уюта. Однако, с другой стороны, не горюю, что эти декоративные панно, обыкновенно представляющие разнообразные, очень эскизно трактованные сцены в саду, на улице или в комнате, являются все же исключением в творении Вюйара. Такой природный красочник, такой “тонист”, художник, обладавший от природы таким даром упрощения, не мог не создать нечто приятное, а следовательно, служащее своей цели и как бы оправдывающее свое существование. Но бесконечно более сильно и освежающе, нежели эти “квазифрески”, действуют все же картины и “картинки” мастера!..
Поэтому приходится скорее пожалеть о том, что эти панно разных эпох занимают столько места на выставке — почти целиком заполняя все средние залы с верхним светом павильона Марсан. От некоторых картин Вюйара нельзя оторваться, и чем больше в них всматриваешься, тем более подпадаешь их обаянию, причем этот их шарм очень сложного характера — они действуют и неподражаемой прелестью красок, и восхитительной в своей упрощенности техникой, и своим настроением, способностью художника передавать самую душу незатейливых, но сколь милых, сколь насыщенных жизнью уголков. Напротив, декоративные панно Вюйара поражают известной пустотой, и если и ими все же любуешься, то в то же время досадуешь, что обычные мотивы Вюйара вдруг выросли в такую величину, что его техника как бы “раздулась”, как бы стала видима в увеличительное стекло, вследствие чего она потеряла значительную часть своей очаровательной плотности. Остается поучительным и в них то, как Вюйар пользуется противопоставлением глубоких и звучных колеров с матовыми и глухими. Замечательны еще те приемы упрощения, к которым мастер прибегает, дабы действовать на значительном расстоянии крупными пятнами. Как волшебна, например, его фактура листвы, материй, архитектурных деталей! Гениальная музыкальность сказывается в том чувстве ритма, которым проникнуто сопоставление разных форм и красок. Повторяю, все это бесконечно поучительно, а потому в свое время можно было предположить, что художники, которые явятся вслед за Вюйаром, используют наставления, содержащиеся в его декоративных работах...
Удивительнее всего, что сам Вюйар не сумел использовать то, чему учили его собственные большие декоративные работы и что в них вложено, вероятно, помимо сознания самого автора. Как раз то, что особенно неприятно действует в больших портретах Вюйара, — это отсутствие в них простоты и цельности, и в этом они напоминают портреты другого большого красочника-декоратора и очень неважного портретиста — А. Я. Головина. Человеческие лица и все их окружающее Вюйар списывает “по кусочкам” — совсем так, как это делают начинающие самоучки. Отсюда впечатление известной беспомощности, которую художнику не удается замаскировать ни тщательной выпиской (тоже по кусочкам) всевозможных “околичностей”, ни эффектным, преимущественно вечерним, освещением. И опять-таки какая досада, что этим, иногда очень крупным, портретам уделено так много места на выставке, вследствие чего получается совершенно нежелательное заслонение всего наиболее ценного, а в целом выставка получила местами оттенок какой-то безвкусной салонной нарядности.
Июль 1938 г.
1-2-3-4
 Он вышел из себя ... и начисто отказался от платежа. |  Пехота. 1905 г. |  Птичий двор. 1905 г. |