Введение
1. Первые шаги
2. Портретисты XVIII века
3. О.А. Кипренский. В.А. Тропинин. А.О. Орловский
4. А.Г. Венецианов и его школа. Ф.П. Толстой
5. Первые пейзажисты
6. Первый академический период
Роль Академии художеств
Критика Академии
Художники под гнётом Академии
7. К.П. Брюллов. Академические годы. Пребывание в Италии
8. К.П. Брюллов в России
9. Ф.А. Бруни
10. Эпигоны академизма. К.Д. Флавицкий. Последние академики
11. Влияние Академии на реалистическую школу
12. Академический жанр. Карикатуристы
13. А.А. Иванов. Пребывание в Риме. «Явление Мессии»
14. Эскизы А.А. Иванова к священному писанию. Возвращение в Россию
15. XVI - Н.Н. Ге
16. В.М. Васнецов. Сказки. Религиозная живопись. Владимирский собор
17. П.А. Федотов
18. Перелом 50-х годов. Эстетика 50-х годов
19. Отказ 13-ти конкурентов
20. Реалисты 50-х годов
21. В.Г. Перов
22. Художники 60-х годов. И.М. Прянишников
23. И.Н. Крамской
24. И.Е. Репин
25. К.А. Савицкий. Н.А. Ярошенко
26. В.В. Верещагин
27. В.Е. Маковский
28. Новые веяния. Освобождение от тенденции
29. Пейзажисты воробьевской школы
30. М.К. Клодт. И.И. Шишкин. А.И. Куинджи
31. А.К. Саврасов. В.Д. Поленов. Н.Н. Дубовской. И.С. Остроухов
32. В.И. Суриков
33. Мир искусства. С. Дягилев. С. Мамонтов
34. И.И. Левитан
35. В.А. Серов. К.А. Коровин
36. М.В. Нестеров
37. А.М. Васнецов. М.В. Якунчикова-Вебер. А.П. Остроумова. С.И. Светославский
38. Интернационалисты. И.Э. Браз. Ф.А. Малявин
39. Возрождение декоративного искусства
40. Национализм в искусстве
41. А. Врубель
42. Л.С. Бакст. Е.Е. Лансере
43. К.А. Сомов


Роль Академии художеств

До сих пор мы не следовали общепринятой системе и лишь стороной касались основанной при Елизавете, в 1757 году, Академии художеств — и это совершенно естественно. Ведь нет смысла говорить в истории литературы о том, что, положим, имеет для нее значение, однако, чересчур крошечное и случайное,— о гимназиях, университетах и академиях. Никто никогда в истории литературы и не говорил о них. Так точно исследователям западной живописи обыкновенно не приходило в голову подробно исследовать историю художественных училищ, которые, как это давно признано, никакого, кроме иногда пагубного, влияния на ход искусства не имели, да и это-то пагубное влияние приобретали только после того, как уже налицо был внутренний упадок в самом искусстве, после того, как искусство, сбитое всевозможными обстоятельствами с истинного пути, в потемках искало поддержки и выхода.

Но что в истории западного искусства вполне естественно, то могло быть в истории русского искусства лишь неосновательным подражанием, приложением некстати чужого и невозможного способа. Существует же мнение, что вне Академии до появления Перова и московской школы у нас не было искусства. Однако в том-то и дело, что это мнение ошибочно: Академия сыграла, правда, очень важную роль в русской живописи, но лишь после того, как завладела по милости Брюллова и Бруни всеобщим сочувствием.

Разумеется, если считать Лосенко за его уморительных «Владимиров» и «Гекторов», Угрюмова за «Казань», нашего Пуссена — Шебуева, нашего Рафаэля — Егорова за хороших художников, тогда бы пришлось говорить и об Академии как питомице их, как насадительнице у нас их «истинного» и «высокого» искусства. Но весь вопрос в том: возможно ли считать их за все то, что они дали, хорошими художниками? Раз по-настоящему, всем сердцем и всей душой любишь живое искусство, живых мастеров, начиная с Джотто, Сандро и настоящего Рафаэля, кончая Ватто, Милле и Менцелем, то как же можно любить прямую противоположность дивного искусства этих мастеров, то, в чем нет ни жизни, ни чувства, ни темперамента! Разве интересны в литературе, разве играют какую-нибудь роль в ней гимназические сочинения, хотя бы о Пушкине и на пятерку, и университетские диссертации, хотя бы о Платоне и на золотую медаль, даже дельных и способных гимназистов и студентов? Разве допустима мысль, чтоб в душной и спертой атмосфере «класса», под розгой учителя или под давлением получиновничьих соображений, могло жить и действовать истинное чувство, истинная мысль? Если даже в миллионах мертвых диссертаций и вздорных сочинений и проглянула где-нибудь одна строчка живого слова, то неужели же для того, чтобы найти и отметить ее, нам, изучая литературу или философию, следовало бы пересмотреть весь этот океан ученических упражнений?

Положим, программ, исполненных для получения золотых медалей и званий, на заданные Академией художеств темы, а также всевозможных заказов академическим художникам гораздо меньше, нежели тех литературных упражнений, но потому только, что их меньше, неужели полезно было бы их исследовать? И для чего же? Для того, чтобы в конце концов отметить, что у Лосенки славно вылеплена грудь и рука «Авеля», что Угрюмов очень энергично поставил своего Усмаря, что старик Иванов опрятно умел писать и что в «Купце Иголкине» Шебуева [Из всех этих наших первых, ложноклассических академиков Шебуев еще самый приятный и может выдержать сравнение с некоторыми поздними болонцами, римлянами и французами. Он удачно и иногда умно подражал величавой простоте Пуссена (разумеется, не гениальным произведениям этого мастера, не чудным его пейзажам и романтично-мифологическим сценам, а его скучноватой строго исторической, в духе рафаэлевских эпигонов, живописи) и обнаружил особенно там, где не стеснял себя требованием оконченности, приятную по своей «солидности» манеру писать. Небезынтересен также своими красочными задачами — в красноватой «лемуановской» гамме — рано скончавшийся В. Соколов, остальные же, и среди них два «знаменитейших рисовальщика», тверже всех вызубрившие академические каноны: Егоров и Андрей Иванов, превосходят по скуке и мертвечине все, что делалось в этом роде на Западе. Странно, что Лосенко, оставивший весьма порядочные портреты, автор, быть может, того прекрасного «Живописца», отлично, сочно и живо писавший этюды с натуры, в картинах является до последней степени фальшивым и ходульным.] характерна для времени (1812) патриотическая тема, не без смелости сохранены желтые обшлага на синих мундирах шведских солдат и удачно лепится силуэт офицера на фоне мрачного заката? Неужели из-за таких крох стоит говорить обо всем этом море, меньшем, нежели океан гимназических и университетских сочинений, но таком же, как он, убийственном по скуке и мертвенности, и неужели по поводу этого говорить подробно о том парнике, в котором выросли столь чахлые цветы?

Предыдущий раздел

Следующая глава


Мадонна с анелами и святыми (Джованни Бокатти)

Мельница (Гендрик Гольциус)

Святой Христофор (Иероним Босх)


Главная > Книги > Русская живопись в XIX веке > 6. Первый академический период