Париж
написано 31 августа;
отсылается 1 сентября 1956 года |
Ну вот, чудный наш маленький Козелок, миновало тяжелое испытание! Впрочем, оно оказалось вовсе не таким тяжелым, каким я себе его представлял! Вероятно, ты достаточно обработал синьора Энрикеца, и потому он не особенно отстаивал свои идеи. А кое-что из них я даже принял, когда они не слишком шли в разрез с моими. Оказался он таким, каким ты его изобразил (в словах), т.е. тучноватым, юным и довольно веселым — Атечка даже нашла в нем некоторые общие черты с Питером. К сожалению, он еще продолжал страдать от адской головной боли — последствия бессонной ночи в поезде, благодаря чему он и опоздал к нам на целых два часа (чему ты сам оказался свидетелем, при твоем третьем телефонном разговоре). Попробовал он и изложить свою основную идею постановки, исходя из того, что самая повесть аббата Прево гораздо глубже несколько “провинциальной” обработки ее либреттистом “Manon Lescaut”, что она прямо-таки актуальна и полна социального смысла. Вот почему идеальным иллюстратором этого сюжета был бы Хогарт. При этом у милого молодого человека еще нет настоящего представления о разных реальных неизбежностях сцены, о непреодолимости некоторых трудностей — вследствие чего приходится сознательно идти на компромиссы или faire la part du feu1. Среди этих “непреодолимостей”, с моей точки зрения, находится и злополучный дилижанс, за который он, однако, вцепился руками и ногами, почему-то желая, чтобы дилижанс появился не только при своем прибытии, но и при отбытии. Пожалуй, картина удаляющегося по столбовой дороге дилижанса с любовниками в нем была бы и очень поэтична, но при ограниченности пространства из этого на сцене ничего не могло бы выйти. Однако в угоду этой его дури (и несмотря на то, что он сам клянет присутствие непропорциональных лошадей на подмостках) я должен буду отвести в своей композиции гораздо больше места деревьям (коими усажена дорога), нежели мне того хочется. Твоя же арка в доме гостиницы слева, над которой идет балкон, мне нравится, и ее я ввожу в картину. В общем, и это и многое другое “nitchevo2”, как-нибудь справлюсь, а если в чем не справлюсь, то ты исправишь, оставаясь верным общему моему стилю. Кстати сказать, в свое время я в недостаточно восторженных выражениях передал тебе то впечатление, что произвели на меня твои блестящие импровизации на разные данные темы. Теперь спешу исправить этот недочет. Это, действительно, шедевры, перлы — и я непременно кое-что из этого богатства заимствую. ...В III акте дались Энрикецу корабли, чтоб их было много и чтоб был виден не нос, а богатая корма и т.д. Зато с удалением маяка он вполне согласился. Мне продолжает казаться, что все станет более убедительным, если кое-что спрятать, зато особенно облюбовать разные важнейшие “планировочные места3”. Между прочим, мне хочется сохранить хотя бы один из типично-французских павильонов. Вполне оценил твою решетку-клетку и непременно построю на ней всю композицию, однако мне вовсе не нравится, чтоб по ней сверху шел chemin de ronde4 и чтобы там ходил часовой, и даже происходила самая смена караула. Я против чрезмерных осложнений в композиции, а тут потребовалась бы сугубо сложная (для прочности) постройка. И для чего?! Костюмы у меня теперь все готовы, но я не показал их Э. — и все из того же страха, как бы не услыхать такую фразу: c'est tres joli ma zeu me figourais tou d'oune otre facon5. Это бы меня убило. Впрочем, и он не попросил меня, их показать... Теперь спрашивается, высылать ли мне костюмы ныне же? Ведь, почти наверное, они уже не застанут тебя в Милане. Спрашивается, застанет ли и это послание? Ах! уж этот мне Иоганнесбург. Но когда же тебя ждать обратно? Вместо пакета с костюмами я вручил Энрикецу оба томика моих Воспоминаний, которые, я надеюсь, он и доставил благополучно. Посмотрим, что выйдет из комбинации Синьорелли. Во всяком случае, сообщи мне адрес этой милой дамы, а также ее имя-отчество. Пока из английской комбинации ничего не получается, хотя ею и заняты трое: баронесса Будберг, Джонни Эдвардс и Надюшка. Ну вот, кажется, и все. Постараюсь, чтоб это письмо было отправлено сегодня же, в субботу. В таком случае оно еще застанет тебя в Милане. На всякий же случай я в нем посылаю тебе свое благословение и произношу: “В добрый час”
Любящий тебя больше всего на свете Папа
1 Буквальный перевод: выделить огню его долю (французский); употребляется в смысле “кое-чем пожертвовать”.
2 Русское слово “ничего”.
3 Выражение Станиславского
4 Дорожка, по которой совершает обход сторожевой дозор (французский)
5 Это очень красиво, но я все представлял себе совершенно иначе (французский с переданным сильным итальянским акцентом).
 Книжный знак. Из книги Константина Сомова. 1901 г. |  Птичий двор. 1905 г. |  Петергоф. Большой каскад. 1901 г. |