Сравнение искусства Синьорелли и Перуджино
Если искусство Синьорелли наводит на сравнение с искусством Мантеньи и Микель Анджело, то живопись Перуджино, родившегося лет на пять позже Синьорелли в умбрийском городке Певе, заставляет вспоминать об искусстве Фабриано и отчасти Джамбеллини и предвещает Рафаэля и Андреа дель Сарто1. Синьорелли представляет мужественное начало в средне-итальянской живописи кватроченто, Перуджино - женственное. Творчеством Синьорелли руководят начала мудрости, благоразумия, логики. За грехом следует кара как следствие за причиной. Все связано, все выяснено, все предопределено. У Перуджино совершенно иной дух - дух благости, мистического упования на Божью милость. Для Перуджино нет ничего невероятного. Бог, ангелы, святые - здесь, вокруг нас; они скорбят о нас и всякую минуту готовы прийти к нам на помощь. За грехом следует прощение как вечное чудо милости Божьей. Синьорелли верит как мужчина, знакомый с ужасами действительности; Перуджино - как женщина, "не желающая ничего знать", "не признающая логики". Кто ближе из них ко Христу? Кто ближе к закону Моисея? Пожалуй, Перуджино ближе ко "Христу средних веков", ко Христу св. Франциска. Но Синьорелли, ветхозаветный, грозный и неумолимый, ближе ко "Христу второго пришествия", ко Христу Микель Анджело, к лучезарному, прекрасному Богу, который явится судить мертвых и живых.
Из этой характеристики ясно и отношение обоих умбрийцев к природе. Для Синьорелли она - юдоль печали, Фиваида, в которой необходимо переносить тяжкие страдания, замаливая свои грехи перед Богом-карателем; Синьорелли верит в воскресение плоти, но только плоти человеческой. Ничто другое не должно возродиться. Земля, на которой появятся нагие воскресшие люди, будет каменной пустыней, и ничто не будет на ней соблазнять их. Ему и в голову не могло прийти изобразить природу воскресшей в целом. В пустыне небес будут реять ангелы, в пустыне земли будет жить и славить Бога небольшая горсточка подвижников.
Пейзаж у Синьорелли падуанский; ведь в "античности Падуи" больше суровой Византии, нежели улыбчивого, ласкового, эллинского язычества. У Перуджино природа тоже не веселая. Солнце не светит, дрожат хрупкие, прозрачные деревья, приникли холмы и простираются печальные долины. Однако эта печаль сладкая: такие слезы, какие проливает Перуджино, обыкновенно облегчают плачущего. Какая-то дремотность владеет искусством его. Все тает, млеет, нежится, все чарует, точно сон, и весь мир со всеми его страданиями дорог Перуджино, ибо он остерегается делать конечные выводы, не страшится, но хвалит, умиляется и любит сладко-грустный и сладко-радостный мир Божий.
Эта женственно-сентиментальная черта в искусстве Перуджино сказывается уже в самых первых его работах, и с ней он не расстается. Все полно ею: и отдельные фигуры, и их взаимоотношения, и целые композиции, и, в особенности, "декорации", будь то пейзажи или архитектурные фоны. Ему, как кажется, принадлежат не только действующие лица, но и вся обстановка в юношеской картине "Исцеление упавшего" из упомянутой выше серии "Житие святого Бернардина" (Пинакотека в Перуджии). В этой картине только розовый с белым и позолотой дворец напоминает Франческо ди Джорджо, которому приписывают все архитектуры этих замечательных картин. Все же остальное дышит совершенно особенным настроением: мягко кудрявятся стройные деревца, ярко зеленеют луга, приют обещают низкие рощи, ласкающей прохладой веет от полноводной реки, и даже не страшна "падуанская", высоко взгромоздившаяся скала, имеющая вид скорее какой-то шутливой "парковой затеи", нежели натурального утеса.
Перуджино, несомненно, написаны также и исполненные благородной грации фигуры на картинах той же серии "Исцеление слепого" и "Исцеление бесноватой"2. Но ему ли принадлежат в них архитектурные фоны, или же это произведение Франческо ди Джорджо, остается невыясненным. Если допустить, что они принадлежат Перуджино, то ему же придется приписать и замечательную декорацию в "Исцелении бесплодной" - грациозный, недостроенный, весь белый с бронзой дворец, через арки которого виден редчайший в средне-итальянской живописи эффект вечерней зари. Надо, впрочем, заметить, что в последней картине действующие лица несомненно принадлежат чопорной кисти сиенца (Нероччо?), и, следовательно, участие Перуджино ставится под сомнение, ибо сиенец-фигурист скорей всего прибегнул бы к сотрудничеству архитектора-соотечественника Франческо ди Джорджо.
1 Пьетро ди Кристофоро Ваннучи, прозванный Перуджино, родился в 1446 году. Вазари считает его учеником Верроккио; умер Перуджино в Кастелло ди Фонтиниано в феврале или марте 1523 года.
2 На картине "Чудо с пленником" едва ли Перуджино принадлежат карикатурно тонкие фигуры воинов на первом плане. Однако и эта картина писана в духе Перуджино (даже пейзаж), из чего можно заключить, что уже в самом начале деятельности Перуджино оказывал влияние на товарищей.
Версаль. Фонтан Бахуса зимой. 1905 г. | Прогулка короля. 1906 г. | Озеро Примель. Бретань. 1905 г. |