Пьетро Лонги
Облик Венеции последнего столетия ее истории сохранился и в других "списках", и, если ни один из них не отличается той силой магии, той целостностью и глубиной, какими отличается живопись Гварди, посвященная родному городу, то все же и эти показания других крупных художников имеют для нас большую прелесть, прелесть несколько старческого, несколько болезненного, но зато в высшей степени изощренного искусства. Оттого ли, что весь мир в целом за последнее время так сильно состарился, нам теперь искусство "ласковых старичков-венецианцев" становится чем-то совершенно близким, всемирно-родным.
Самым жизненным, здоровым, "крепким на ногах" из всех этих старичков представляется Пьетро Лонги, присяжный бытописатель Венеции. Гварди в нескольких своих картинах также проник внутрь Казановских монастырей и ридотто, побывал на балу и на концерте, данных в честь "графов Северных" - Павла Петровича и Марии Феодоровны1, принял, в составе многолюдной толпы, благословение папы, данное с балкона Scuola di San Marco, и все это изобразил с тем же искрящимся остроумием, с тем же "чувством среды", ее своеобразной поэзии, ее прелести, которые проявляются в его ведутах.
В чисто живописном отношении это все перлы чистейшей воды, не имеющие себе подобных в несколько прозаичном, "приземистом" творении Лонги. Но Гварди именно и в своих жанрах остался пейзажистом, более интересующимся общей атмосферой, а не отдельными характеристиками. Лонги же, напротив, по праву достоин носить звание "венецианского Хогарта" и "Гольдони живописи". Для него "декорация", "среда", "сцена" почти не существуют, зато он весь заинтересован действующими лицами - во-первых, их костюмами, а затем их минами, их жестами, отчасти ближайшей к ним обстановкой.
Из двух упомянутых прозвищ, впрочем, первое не совсем подходит к Лонги; этот добродушный созерцатель не обладал ни даром повествования, ни критическим умом Хогарта. Живописный зрительный элемент всегда берет в нем верх, и он удовлетворяется тем, что картинки его воспроизводят сцены без связи между собой, что его персонажи почти всегда позируют перед ним каждый за себя ("за свой костюм") и что ему удается в каждом своем холсте составить очаровательный букет несколько тусклых, "средних" тонов очень благородного вкуса.
Но вот что странно: при всем "благородстве" красочного вкуса, аристократизма у Лонги очень мало. В юности он испробовал себя в монументальной живописи, и позже снова обратился к ней. Однако оба раза он потерпел скорее неудачу.
Изображая богов, он впал в самый обыкновенный тогдашний шаблон (для нашего времени и такая неудача была бы еще удачей), а в росписи лестницы Palazzo Grassi, изображающей разных господ в современных костюмах, свешивающихся с балюстрад верхней площадки и встречающих гостей, он, правда, поставил себе интереснейшую задачу, однако для достойного выполнения ее потребовалось бы то чувство стиля и "монументального реализма", которое мы находим у Веронезе или у Тиеполо и до которого было далеко уютному, привыкшему к мелочам жизни, Лонги.
И в силу того же отсутствия "чувства стиля", Лонги, изображая в большинстве картин самое аристократическое общество Европы, дает сплошь какие-то "мещанские сценки". Тиеполо обнаруживает, до какой степени представители венецианской аристократии se sont encanailles, как они опустились; но все же и у него старый их престиж еще не утрачен, это все же настоящие патриции. У Лонги самые элегантные дамы, самые важные синьоры имеют вид гризеток и мелких чиновников.
Даже когда он пишет прямо портреты (и эту черту унаследовал его талантливый сын Алессандро, специализировавшийся на портретах), Лонги не может найти в себе способов для передачи грандецы. У него получаются все какие-то коротконогие толстячки, упитанные, тяжеленькие людишки, премилые, преуютные, но слишком уже вульгарные и "моветонные"2. Вот почему наиболее убедительными из его картин являются те, которые действительно рисуют быт мелких буржуа, гондольеров, ремесленников или крестьян, - и это так у его литературного двойника - у Гольдони.
1 Pietro Faica, прозванный "Longhi", родился в Венеции в 1702 г.; будучи сыном серебряных дел мастера, он сам готовился к той же профессии, однако склонность к живописи взяла верх, и отец определил юношу к великолепному и пышному веронцу Антонио Балестре, в школе которого Л. учился вместе с Ногари и Мариотти (позже в нее поступил Ротари); по совету же Балестры Л. отправился довершать свое образование в Болонью к Джузеппе Креспи. По возвращении в Венецию мастер женится 27 сентября 1732 г., и в следующем году у него рождается сын Алессандро, ставший впоследствии одним из лучших портретистов Венеции. В 1734 г. Лонги расписывает фресками лестницу Palazzo Sagredo di S. Sofia, и только еще один раз он исполняет подобную же монументаль - (1750 гг.) на лестнице Palazzo Grassi; вся остальная его жизнь протекает в спокойном кабинетном труде за мольбертом, над написанием небольших станковых картин, имевших в свое время большой успех. Л. состоял несколько лет преподавателем в школе, основанной патрицианской фамилией Пизани в квартале S. Stefano и закрытой в 1765 г., со смертью молодого нобиля; с 1758 г. он давал уроки в Академии Художеств; в 1778 г. Л. избран в советники Академии. Умер художник в Венеции 8 мая 1785 г. - Лонги был дружен с Гольдони, который написал однажды сонет, начинающийся строками:
Longhi tu сhe la mia Musa sorella
Chiami del tuo pennel сhe cerca il vero,
Ecco per la tua manpel mio pensiero
Argomento sublime idea novella.
Об успехе Л. свидетельствует и Гаспаро Гоцци, писавший: "Sopra tutte pero veggo сhe samirirano le imitazioni inventate dal Sig. Pietro Longhi, perche egli lasciate indietro netrovati suoi le figure vestite allantica, e gli immaginati caratteri, ritragge nelle sue tele quel сhe vede con gli occhi suoi proprii...". - Характерные произведения мастера находятся в Венеции - в музеях Коррер (Museo Civico: там же и великолепные его рисунки), Querini Stampalia и в Академии, а также в частных собраниях Dona dalle Rose, Papadopoli (здесь, между прочим, картина, явно навеянная Креспи), Ongamia, Albrizzi, в римской галерее Дория (скорее работы его подражателя), в Бергамском музее, в лондонской Национальной галерее (едва ли не лучшие три картины мастера); в Петербурге приятная картина Лонги украшает собрание св. кн. М.К. Горчакова. - Гравировали с Лонги - его сын Алессандро, Бартолоцци, Питтери, Флипар, Гутвейн, Мак-Ардель.
2 Что венецианскую аристократическую жизнь можно было видеть и в другом освещении, это доказывают произведения известного нам исключительно по гравюрам парижанина Charles Josephe Flipart (род. в 1721 г.), поселившегося в Венеции, вероятно, не позже 1745 г. и писавшего там в дни Лонги очень изящные картинки из жизни высшего общества. И что этот аристократизм у Флипара не был чем-то предвзятым - модой, завезенной из Парижа Ватто и Ланкре, доказывают жанровые сцены Тиеполо и Гварди, отмеченные уже несомненно венецианским вкусом и содержащие несравненно больше "благородной осанки", нежели картины Лонги. С другой стороны, надо признать, что вообще в Венеции никогда не знали той чопорности, которой достиг аристократизм во Франции или в Англии. Портреты Риго, ван Дейка или Геэнсборо были бы здесь неуместны и прямо не имели бы успеха: слишком много было у венецианцев человечности, - отсюда и красота чисто венецианского искусства Тициана, Бассано, Тинторетто. Возможно и то, что раз у Венеции исчезла вера в себя, раз она почувствовала себя слегшей на одр смертельной болезни, она решила расстаться и с последними следами "морги", она пожелала умереть удобно, "без утомительных фокусов". Вот эта-то жажда удобства и отразилась на всем домашнем, халатном характере искусства Лонги. - Впрочем, и в остальной Италии XVIII века было очень много этого laisser aller, этого презрения декорума. Весьма возможно, что рядом с Лонги придется оставить место римлянину Pier Leone Ghezzi (род. в 1674 г.; ученик своего отца Giuseppe G.; умер в 1755 г.), о котором мы имеем до сих пор понятие лишь по его ловким и смешным карикатурам и по его картине в римской галерее Корсики. Но именно эта картина, изображающая чтение свадебного контракта в домашнем кругу, полная необычайной жизненности, обладающая более острым рисунком, нежели тем, которым владел Лонги, и написанная с большим мастерством, производит опять-таки то же впечатление какой-то "буржуазности", хотя и здесь изображенное общество принадлежит к высшим сферам. (Флипару мы приписывали две картины в собрании г. Поплавского, однако, теперь мы скорее склонны в них видеть произведения немецкого, очень, впрочем, искусного мастера. Зато не исключена возможность, что, действительно, Флипару принадлежит серия, к сожалению, совершенно испорченных картин в собрании В. А. Теляковского).
 Ораниенбаум. Японский сад (А.Н. Бенуа) |  "Он вышел из себя ... и начисто отказался от платежа". 1911 г. |  Арка Главного штаба. 1941 г. |