Спор художественных идей
Так мы только что видели, нашим представлением о. «Короле-Солнце» мы всецело обязаны тому искусству, которое создали художники и поэты первого периода нескончаемого царствования Людовика XIV. На первом месте среди них стоит Лебрен, который, будучи по-своему вполне искренним, так и остался — несмотря на все интриги партии Лувуа и Миньяра, несмотря на охлаждение короля — до последнего издыхания тем блюстителем истинно царственного искусства, каким он себя заявил еще тогда, когда украшал частные дома и замки. Однако лишь небольшая кучка людей, среди которых мы находим Мишеля Корнейля, оставалась верной подобному пониманию искусства до конца. Напротив того, большинству актеров Лебреновского спектакля и даже самому королю успело надоесть постоянное представление, и французское общество все определеннее стало заявлять о необходимости какого-то отдыха. В ответ на эту потребность был построен и перестроен Трианон и истрачены миллионы на сооружение «царской пустыньки» — Марли. Но старику-королю, удрученному несчастными войнами и семейными невзгодами, так и не удалось вызвать к жизни новую художественную эру. Зато ее возникновению способствовали «молодые дворы» — в Медоне у дофина, в Пале-Рояле у будущего регента, в Sceaux у герцогини Мэнской, наконец — двор герцога Бургундского и его умной супруги, принцессы Савойской. К моменту смерти Людовика XIV в 1715 г. «новый язык искусства» оказался, таким образом, уже совершенно зрелым.
Впрочем, и без поощрения «молодых дворов» — просто в силу реакции против отживающего явления — должно было назреть нечто противоположное предшествующему. Ведь даже «абсолютная истинность» искусства Рембрандта оказалась еще при жизни мастера тягостной голландскому обществу, потянувшемуся в сторону того, что было на другом полюсе художественного понимания. Не мудрено, если такой же поворот обозначился по отношению к строгому и великолепному искусству Grand siecle'a, особенно после того, как самые произведения этой эпохи (и больше всего картины Лебрена) в своем превознесении «непоколебимого» счастья короля стали казаться какими-то бестактными анахронизмами. А тем временем в тиши мастерских успело образоваться новое поколение художников, для которых вообще все то, что Лебрен ставил в первую голову, казалось не столь важным и, наоборот, все, чем он пренебрегал — пленительным и заманчивым. Когда «молодые дворы» захотели окружить себя искусством уютным и ласковым, а главное, «не громким», не требующим возвышенного тона, то к их услугам оказалась готовой с самых 90-х гг. XVII в. плеяда художников, которую тоже влекло к чему-то нежному и изощренному и которая, несмотря на пройденную академическую школу, была отдана воззрениям «еретического», с ее точки зрения, порядка.
Спор художественных идей этого времени остался в памяти дальнейших поколений под названием «La querelle des Poussinistes et des Rubenistes». Оба «кумира» — Пуссен и Рубенс — сошли уже к этому времени со сцены; но на самом деле суть спора была в вечном «столкновении отцов и детей», причем роли отцов играли Лебрен и люди его круга (в том числе младший Шампень и историограф искусства Фелибьен), а представителем молодого поколения выступил тонкий эстет Роже де Пиль, настоящий, хотя и не всегда гласный, руководитель всего художественного творчества, сменившего собой величавый «век Лебрена».
Главным предметом спора была краска, и значение этого явления нельзя достаточно оценить, если мы не вспомним, что с этого момента до самых наших дней французская живопись становится руководящей в Европе и что в основе этого руководительства лежит именно «культ краски». Блестящих колористов дали за эти два века и другие страны: Италия — Тьеполо и Гварди, Испания — Гойю и Фортуни, Германия — Марэса, Макарта и Бёклина, Англия — Рейнольдса, Рэберна, Тёрнера и Бонингтона; однако нигде так глубоко и проникновенно не изучалась краска, нигде ей не придавали такого самодовлеющего значения, ни одна страна Европы не дала таких тонких красочников, как именно Франция. Ватто с его аколитами, Гюбер-Робер, Шарден, Перронно, Грёз, Прюдон, Делакруа, Коро, Курбе, Мане, Моне, Дега, Тулуз-Лотрек, Сезанн, Вильяр и т. д., — это ли перечисление не дает решительного перевеса в сторону той страны, которая еще в 1673 г. могла устами де Пиля говорить: «Рисунок — основание колорита и существует лишь для того, чтобы от краски получить все свое совершенство»! Та же Франция еще в дни Лебрена владела богатейшим «художественным жаргоном», который, при всей своей кажущейся нелепости, как нельзя лучше свидетельствует о крайне внимательном и страстном отношении общества к красочным задачам1.
1 В книжке Р. Фреара де Шамбра «L'idee de la peinture», одном из любопытнейших теоретических сочинений второй половины XVII в., мы находим следующие слова о художественном жаргоне: «Я сомневаюсь, чтобы в картине древнего Тиманта наши современные любители нашли те новые и модные красоты, в которых, однако, они и усматривают все превосходство и всю тонкость живописи и относительно которых они даже сочинили специальный жаргон (un jargon expres); посредством этого жаргона они и заставляют любоваться произведениями». Далее следуют непереводимые выражения, собранные Шамбре: fraicheur et vaguesse du coloris, la franchise du pinceau, les touches hardies, les couleurs bien empastees et bien nourries, le detachement des masses, le coup de maistre, la grande maniere, les muscles bien resentis, les beaux contours, les belles teintes et la morbidesse des carnations, les beaux grouppes, les beaux morceaux. Еще в 1649 г. А. д. Босс тоже цитировал слова художественного жаргона, из которых особенно любопытны: fier, bien ensemble, bien touche, bien heurte, vaghezza, svelte, frais, tendre, dur, coupe, tranche, noye, grand jour, grande ombre, teinte и demie-teinte. Дальнейшее перечисление выражений живописного жаргона мы находим в брошюре, изданной в 1659 г. в Монпелье и направленной против Себ. Бурдона: belle et riche maniere, belle ordonance, bien historic, bien peint, grand, bon, fier, attitudes spiritueuses, belle disposition.
Азбука Бенуа: Л | Медальон с портретом Николая Леонтьевича Бенуа. (А. Л. Обер, 1892 г.) | Луи Жиль Бенуа (дед А. Н. Бенуа). 90-е г. XVIII в. |