Греция
К ассирийскому искусству, или, вернее, к искусству Юго-Западной Азии, примыкает и доисторическое искусство Крита и Спарты, считающихся колыбелями всей дальнейшей культуры Греции1. Во "Дворце топора", в древнем "Лабиринте" и в разных местах на Крите ученым М.А. Эвансом (Evans) и другими учеными открыты фрески и майолики, поражающие своей свободной техникой и своей странной жизненностью. Среди этой стенописи встречаются и очень правдивые изображения флоры, городов, боя быков, охоты и т.д. О высоком совершенстве примитивного спартанского искусства в области изучения природы мы имеем очень полное представление по всевозможным мелким изделиям и в особенности по знаменитым кубкам, найденным в Вафио, на которых представлены (рельефно) пасущиеся дикие буйволы и охота на них. По патетической стремительности, по свободе и мощи движений, эти маленькие скульптуры превосходят все, что осталось от Египта и Ассирии. На тех же кубках в виде изогнутых кустарников, травы и свешивающейся сверху листвы (?) мы имеем схемы примитивного греческого пейзажа - хоть и элементарного, но все же располагающего довольно развитыми и полными формами, ничуть, например, не уступающими тем, которые были в период первого расцвета итальянского ренессанса в XIV в.
К сожалению, история живописи древних классиков, греков и римлян (с V в. до н.э.), представляется сплошной загадкой. Ни одна картина в настоящем смысле этого слова не дошла до нашего времени. Все, что мы имеем, сводится к стенописи в городах неаполитанской Кампаньи, погибших во время извержения Везувия в 79 году н.э., к нескольким образцам стенописи в Риме и в древних некрополях Этрурии, к ряду мозаик в различных местах Римской Империи, к живописи на вазах и гравюрам на цистах. Косвенное представление о живописи мы можем составить по памятникам скульптуры, по отзывам древних писателей и, наконец, по остаткам византийского искусства, носящим следы древних традиций.
Если мы при этом примем во внимание, что Помпеи и Геркуланум вовсе не были художественными центрами, а лишь "уездными" городами Империи, в которых искусство "столиц" отражалось в ослабленной степени; то, что мозаика, цисты и вазы есть суть произведения художественной промышленности, которым в свое время придавали несравненно меньше значения, чем фрескам и картинам; если к этому прибавим, что писатели, толкующие о живописи древних, принадлежат все к позднейшему периоду (Диодор, Плиний Старший, Лукиан, Витрувий, Павзаний и Филострат) и далеко не всегда достоверны, - то окажется, что мы не знаем античной живописи и что все наши знания о ней надуманы.
Вполне возможно то, что превозносимые шедевры древности, из-за которых возникали дипломатические осложнения и за которые выплачивали колоссальные суммы, были не менее прекрасны, нежели то, что создала эпоха Возрождения; возможно, что многое из того, чем мы теперь любуемся в правдивых картинах голландцев XVII в. или импрессионистов XIX в., было уже найдено и пройдено. Но возможно и обратное явление, - что живопись античного мира уступала пластике, отличалась холодом и условностью. Сказать что-либо положительное по этому вопросу нельзя; однако, читая Плиния и Лукиана, любуясь фресками в Неаполе, Помпее и Риме, яснее представляешь себе живопись и скульптурные произведения той благодатной эпохи истории человечества.
Впрочем, что касается пейзажа, то едва ли именно в этой области были созданы древними такие произведения, которые могли бы стать рядом с картинами Питера Брюгеля, Клода Лоррена, Пуссена, Рембрандта, обоих Рюисдалей, Вермэра, Коро и Моне.
Замечательно то, что "натуральных" пейзажей не встретить в описаниях древних "критиков"2 и историков и что до нас не дошло сведений о каких-либо знаменитых специалистах по пейзажной живописи, если не считать краткие упоминания о двух александрийских мастерах, Деметрии и Серапионе, переселившихся в середине II века до н.э. в Рим, а так же похвальную характеристику, сделанную Плинием одному итальянскому художнику Лудиуса (или Студиуса - правописание его имени не выяснено), жившему при Августе и будто бы бывшему изобретателем целого ряда новых декоративно-пейзажных мотивов.
Но и эти мастера едва ли подошли бы к тому понятию, которое мы составили для себя о пейзажисте на основании чудесного творчества целого ряда художников "нашей эры". Творчество их сводилось, без сомнения, исключительно к декору помещений частных домов и общественных учреждений и не носило того интимно-поэтического характера, который мы привыкли считать за главное достоинство и прелесть пейзажной живописи. Некоторые из этих картин могли быть занятными (как это и говорит Плиний о Лудиусе), благодаря сценкам, разыгранным в их композициях; но не найти у древних писателей характеристики пейзажа как произведения, вызывающего известное настроение.
1 Примитивное искусство Греции, во всяком случае, ближе к искусству Азии, чем к искусству Египта, что некоторые пытаются доказать. Тем не менее нельзя не признать сильного влияния Египта на самую древнюю из греческих культур культуру Крита. И в Египте и на Крите выявлены случаи обмена произведениями обеих стран, по всей видимости, восходящие к двенадцатой египетской династии.
2 За чистые пейзажи едва ли можно считать картины какой-то неаполитанской галереи, описанные ритором времен Каракаллы, Филостратом: Болота (в которой главную роль играли плывшие на лебедях эроты), Босфор, где опять-таки значительное место было отведено фигурам, Фессалия, олицетворенная женской фигурой, и Острова, которая была чем-то вроде карты.
Атилла перед святым Львом III (Рафаэль, фрагмент) | Храм Юпитера Олимпийского (Мартин Гэмскерк) | Пожар в Борио (Рафаэль, станцца dell Incendio в Ватикане) |