Пьетро Гонзаго
Одним из воспитавшихся на Пиранези художников имела счастье обладать, в продолжение нескольких десятков лет, Россия1. Мы говорим о Пьетро Гонзаго, память о котором долгое время чтилась наряду с величайшими славами той эпохи и о котором забыли лишь в короткий период торжества позитивистского направления2. Гонзаго едва ли прибавляет что-либо новое по существу к тому, что уже было найдено его предшественником, но он вынес идеи Пиранези в театральный зал (и даже в природу - сады в Павловске) и усилил впечатление от них всеми чарами рампы. Дивным наваждением должны были казаться эти огромные колонные хоромы, эти сводчатые склепы, переходившие в черные подземелья, эти площади, залитые солнцем или луной, и после того, как русские люди получали такую радость на короткий миг вечернего спектакля, им казалось необходимым увековечить ее в сооружениях из камня и бронзы; они с наслаждением следили за изумительным ростом Петербурга, за тем, как из земли всходил обильный урожай круглых, гладких колонн, расцветавших пышными капителями, перекрывавшихся куполами и фронтонами. Гонзаго был, до известной степени, настоящим автором и Адмиралтейства, и Таврического дворца, и арки Главного Штаба. Обо всем, что в этих изумительных памятниках сказали Захаров, Старов и Росси, и еще о гораздо большем говорил Гонзаго в своих декорациях, которым он сообщал предельную убедительность, благодаря совершенному пользованию светотенью3.
Архитектурная картина, в отличие от архитектурной декорации, берет свое начало в изображении древних развалин, и почти исключительно этому культу руин она осталась верной на протяжении двух веков своего самостоятельного существования. "Руина" давала возможность не только выразить свое поклонение древнему искусству, но и передать то настроение, которое возникает в чуткой душе при обзоре трагических и печальных следов прошлого. В свою очередь, эти картины с "настроением" годились как нельзя более для кабинетного любования. Глядя на них где-нибудь в Амстердаме и в Вене, человек, посетивший некогда священный город или хотя бы только читавший о нем, наслаждался теми чарующими в своей меланхолии воспоминаниями, которые навевают эти списанные с натуры виды Форума, Тиволи, Колизея и других знаменитых мест. В большом почете были и комбинированные руинные пейзажи, сопоставлявшие в одно целое излюбленные памятники, а также вымышленные "идеальные", в которых художник представлял не столько "портреты" определенных сооружений, сколько какие-то "общие отражения" своих хождений по святыням прошлого.
1 Из бесчисленных театральных декораторов эпохи классицизма нужно выделить, кроме Пиранези и Гонзаго: cavaliеre Francesco Fontanesi из Реджо (1751-1795 гг.), работавшего в Милане, в Германии и в Англии; Paolo Landriani, основателя целой школы в Милане; пармезанца Mauro Braccioli; миланца Alessandro Sanquirico (1780-1849 гг.); венецианца G. Borsato (1771-1849 гг.) и знаменитого болонца Antonio Basoli (1744-1818 гг.).
2 Год рождения венецианца Pietro Gottardo Gonzago неизвестен (около 1750 г.?): родители готовили его к военной карьере, но юноша не мог преодолеть своей страсти к искусству; первым учителем Г. был один из младших Биббиенов (вероятно, Giuseppe Carlo), выписанный из Германии для возобновления постановок в одном из старых венецианских театров; после отъезда Биббиены, "нуждавшегося в помощнике, а не в ученике", Г. поступает к Вицентини, позже к Моретти, а пробыв у последнего три года, определяется, наконец, к братьям Galliari, декораторам Милана и Турина. Сильнейшее впечатление на юношу произвели офорты Пиранези; они изменили архитектурный вкус Гонзаго и натолкнули его на ту контрастную систему светотени, которая и создала его репутацию реформатора декорационного дела (впоследствии его декорации в Фениче были единственными, которые ставились во время карнавала; они почитались за совершенство в данной области). Гонзаго состоял декоратором театра Argentina в Риме, когда он был приглашен в 1789 г. в Россию князем Юсуповым; 2 мая 1792 г. он поступил на казенную службу декоратором Императорских театров; в 1794 г. избран почетным вольным общником Академии; в 1827 г. получил звание архитектора VIII класса; 28 октября 1828 г. вышел в отставку; умер мастер в Петербурге 25 июля 1831 г. и похоронен на Волковом кладбище. Убеждением Г. было, что живопись не есть искусство воспроизводить уже сочиненные предметы, но - "само искусство сочинения, вымысла, для чего требуется культура, память, положительные и систематические знания". - Несколько оригинальных, приводивших в восторг со временников, декорации Г. долгое время сохранялись в селе Архангельском под Москвой. Ныне наибольшим количеством эскизов Г. обладает искусный современный декоратор О.К. Аллегри (часть их воспроизведена в каталоге Архитектурной выставки 1912 г.); из этого же собрания поступили ряд превосходных листов в коллекции К.А. Сомова, кн. Аргутинского, Н.К. Рериха и Александра Н. Бенуа; далее, ряд рисунков хранятся в библиотеке Императорских театров (были воспроизведены нами при статье И.Н. Божерянова в "Ежегоднике Императорских театров" Дягилевской редакции, 1899-1900 г.), в собрании гр. Е.В. Шуваловой, в библиотеке Павловского дворца, в собрании рисунков Имп. Эрмитажа, в Archivio di Stato города Реджо (пожертвованные декоратором Carlo Zucchi, который унаследовал их от своего учителя-архитектора Giov. Paglia). Фрески декорационного порядка украшают до сих пор нижний этаж и одну из стенок верхнего этажа Павловского дворца, а также лестницу там же. Гравировали несколько эскизов Гонзаго Luigi Rados (с рисунков Gaspare Galliari) и С. Zucchi (с рисунков V. Carnevali).
3 Творением Гонзаго не исчерпывается то великолепное искусство, которым могли в театре наслаждаться наши деды. Не многим уступали ему Д. Корсики, Антонио Канопи и даже, в первую половину своей деятельности, любимец Николаевского времени Андрей И. Родцер (ученик Примавези в Касселе; в России с 1833 г.). Вспомним, что и до Гонзаго Петербург был избалован зрелищами, которые для него готовили Джироламо Бон, Фонтебассо, Валериани, Перезинотти, Традиции и Л.Ф. Тишбейн (в России с 1779 г.) - первые имена своего искусства и времени. Напомним еще раз, что Валериани должен был быть особенно выдающимся художником в этой области, раз именно к нему обратился за советами прибывший в Рим Пиранези.
 Масленица в Петербурге. 1911 г. |  Игрушки. 1905 г. |  Мелеагр и Атланта (Л. де Лагир) |