Андреа дель Сарто

История Иосифа (Андреа дель Сарто) Тосканские художники, родившиеся в 1470-х годах, обладают еще известной свежестью, каким-то отблеском прежней радости; даже мрачное творение фра Бартоломео носит отражение его убежденности, его печальной, но и сильной веры. Напротив того, поколение следующего десятилетия, совершенно уже не заставшее блеска дней Лоренцо Великолепного, выросшее в атмосфере горя и уныния, среди тревог и бедствий вполне выражает в своем искусстве новое положение общественных дел, новую психологию родной страны и нечто совершенно незнакомое их дедам.

То самое, что лишь как бы пророчески просвечивало в творчестве Сандро и Филиппино, то теперь стало совершившимся фактом. Прекраснейший же художник Флоренции этих дней - Андреа дель Сарто, быть может, самый даровитый из последователей Леонардо, мастер среди мастеров - поражает именно тем, что по существу его искусство вяло, расслаблено и насквозь болезненно1.

На смену печали монастырского аскетизма фра Бартоломео в живописи Сарто явилась печаль поверхностной чувственности. Там еще сказывалась мистика покорного отчаяния, здесь, при полном отсутствии мистики, лишь деланная, "позирующая" на искренность, "театральная" религиозность. Там отразился пессимизм человека, пострадавшего в своих лучших чувствах и безропотно несущего свой крест; в творении Сарто сказывается оппортунизм человека, тяготящегося всякими обязательствами и играючи относящегося к святыням. Наконец, в искусстве фра Бартоломео можно видеть начало академизма, поскольку в академиях культивировались строгость, дисциплина, цельность; в искусстве его младшего собрата также можно усматривать зарождение академизма, поскольку в тех же академиях жил иррелигиозный дух "угождения князю мира сего", дух духовного разврата.

Чудо святого Филиппа Бенници (Андреа дель Сарто) Принято ныне не верить Вазари и всем его анекдотам, однако, то, что он рассказывает о Сарто, бывшем короткое время его учителем, необычайно картинно объясняет его искусство. Именно автор этих нежных до расслабленности, изящных до приторности, насквозь чувственных и все же "не увлекающих" картин должен был быть игрушкой в руках разных эксплуататоров, робким и услужливым виртуозом, должен был всецело отдаться страстно любимой женщине, мог коварным образом обмануть и одного из могущественнейших государей2. На каждом шагу в биографии Сарто Вазари упоминает об его робости и мягкости, и вот именно все искусство Сарто в самой своей основе робко, осторожно - не в смысле техники, которая блестяща и уверенна, как ни у кого, но в смысле тех идей и чувств, которые оно выражает.

Сарто мог бы быть чудесным пейзажистом, и несколько фонов на его картинах принадлежат к самому привлекательному из того, что было сделано в первой четверти XVI века. И все же ни один из этих пейзажей не живет, ни в одном из них не чувствуется настоящего настроения, подлинного переживания. Это уже схемы - если и не первобытные схемы джоттистов и Гоццоли, падуанцев и умбрийцев, то все же схемы, лишь какие-то тени форм, лишенные жизни и трепета. Это не живая природа, хотя во всем и чувствуется большое ее знание.

Такая характеристика вполне пригодна уже для самой ранней из достоверных работ Сарто, для его фрески во дворике "Аннунциаты", изображающей св. Филиппа Беницци, ниспосылающего небесную кару на игроков (1509-1510). Немногое в этой картине еще "старомодно"; несколько неловко, в стиле Пьеро ди Козимо, нарисованы убитые и разбегающиеся солдаты, а в пейзаже можно отметить странную смесь затейливости в духе Пьеро ди Козимо с устарелыми умбрийскими мотивами в стиле Перуджино. При этом поражает совершенно исключительное мастерство. Превосходно нарисовано "органически понятое" леонардовское дерево, превосходно передана дорога, ползущая справа вверх между зелеными бугорками, и не менее хороши дали, в которых появились новые, видимо, с натуры взятые формы гор. И однако в целом картина производит впечатление чего-то насквозь условного: великолепие формальной стороны не скрывает оскудения содержания. Для передачи настроения изображаемой катастрофы ничего не сделано, а в частности, данный пейзаж может служить "для чего угодно"3.


1 Андреа, сын портного (Sarto), родился 16 июля 1486 г. Учителями его были Андреа (по Вазари, Джан) Бариле и Пьеро ди Козимо. Одно время он работал вместе с Франчабиджо (мастерская их находилась на piazza del Grano). Женился Сарто на Лукреции дель Феде в 1517 или 1518 г. Путешествие во Францию состоялось между 1518 г. и июнем 1519 года. Умер он от чумы 22 января 1531 г.
2 Франциск I пригласил Сарто к своему двору и чрезвычайно обласкал его. Однако Андреа не устоял перед письмами красавицы Лукреции, на которой он только что перед отъездом женился, и, несмотря на клятву, данную королю, вернуться, остался во Флоренции и даже растратил деньги, данные ему Франциском на приобретение художественных произведений.
3 Укажем между прочим на превосходно нарисованную собачонку, пробегающую на первом плане. Свое мастерское знание животного мира Сарто обнаружил впоследствии в несравненно более зрелом произведении - во фреске, украшающей виллу Поджио. К сожалению, эта картина не была окончена им самим, и то, что прибавил ей в 1580 г. Алессандро Аллори, сильно изменило ("модернизовало") весь ее характер.

Предыдущий раздел

Следующая глава


Автопортрет (Репин И.Е., 1878)

Запорожцы (Репин И.Е., 1880—1891)

Пейзаж на правой створке алтаря Портинари (Гуго ван-дер Гус, ок. 1470 г.)


Главная > Книги > История живописи всех времён и народов > Том 2 > Живопись «Золотого века» в средней Италии > Робкий виртуоз
Поиск на сайте   |  Карта сайта