Искусство Буше
Напрасно также принято ставить рядом Буше и Ватто. На самом деле Ватто означает в известном смысле то же самое, что означает литература Руссо, Геснера, английских «сентименталистов»: возвращение к природе и раскрытие глубин человеческого сердца. Напротив, Буше — великий отрицатель «натуры» и сердца.
Это художник, лгавший беспрерывно всю свою жизнь и сумевший эту ложь облечь в столь соблазнительную форму, что и до сих пор обаяние его искусства вовсе не утратилось.
Буше, которому Жюльен поручил большую часть гравюр с рисунков Ватто для монументального издания, посвященного памяти друга, кое-чем обязан и Ватто.
Благодаря своему предшественнику, он не ограничился «богами оперы» и «маскарадами царедворцев», но обратил свое внимание на окружающее, на быт простых людей, на парижскую улицу.
Но, Боже, как странно выразилось это «изучение жизни» у Буше! Куда девалась вся острота внимания, вся непосредственность, вся влюбленность в правду, все то глубоко серьезное, что под оболочкой «Fetes galantes» составляет самую суть искусства Ватто.
И каким извращенным roue, каким профанатором и парадоксистом представляется Буше как раз всюду, где он как бы «следует за своим предшественником», где он рисует деревню, природу и детей. С течением времени забыл Буше и заветы голландцев, со спокойным, благородно-правдивым искусством которых он, вероятно, также познакомился через Ватто.
Зато, побывав в Италии, ему удалось не только проверить на оригиналах Корреджо, «Пармезана» и некоторых болонцев то, что он уже знал по творчеству Лемуана, но и заимствовать у Фети, у Кастильоне, у Тьеполо (особенно у двух последних) те приемы, посредством которых они придавали величайшие чары «полуправде» своего искусства1.
В мифологических картинах Буше прозвучали заключительные переливы того игривого смеха, которым засмеялся кощунственный волшебник, населивший купол Пармского собора целым полчищем миньонов и куртизанок, и который продолжает доноситься из лучезарных сфер венецианского Феба.
В своем же отношении к деревне, к природе Буше — наследник Кастильоне, прибавивший, однако, к достоянию, полученному от своего предка, «целое море лжи».
В чем же кроется до сих пор неувядаемый «шарм» этого «живописного развратника», развратника не только по сюжетам, но по всему своему отношению к жизни, к людям?
Многое, разумеется, прельщает в Буше просто в силу его изумительного дара декоративности2. Это под его влиянием формы рококо сделались такими плавными, ласковыми, манящими; это он создал те серии «гобеленов» и «бовэ», которые на стенах дворцов очаровывают, как вкрадчивые, усыпляющие духи, как журчание остроумнейшей светской causerie, как роскошный, и все же не пресыщающий, изысканно-гастрономический обед.
Буше умеет каждому своему произведению придать характер стенного украшения, и даже до сих пор, несмотря на целый век гнусного опошления его искусства, любая подлинная картина мастера или любой его подлинный рисунок дают неисчерпаемое удовольствие именно бегом и сплетением линий, пикантным расположением условных и «пленительно-уступчивых» красок.
1 Культ Кастильоне у Буше выразился в ряде картин, откровенно значившихся по каталогу «Салона» как подражания манере итальянского художника. Самая «перегрузка» пикантными живописными деталями — то, что Дидро называл «шумихой» (tapage) и что определяет непередаваемое выражение «le fouillis», — ведет свое начало от Кастильоне (превосходным примером картин «во вкусе Бенедетто» является эрмитажный «Отдых Св. Семейства» Буше). На отличное знакомство французского мастера с Тьеполо, бывшего на семь лет старше Буше, указывает сведение, содержащееся в каталоге распродажи коллекции Буше, согласно которому в собрании художника находились многочисленные рисунки великого венецианца.
2 Мы готовы признать, что наименее развратен Буше в определенно «развратных» сюжетах. Тяжелое преступление перед искусством совершили лицемеры-американцы, когда они, из каких-то цензурных соображений, распорядились уничтожить восхитительные эротические картины мастера, попавшие к ним на таможню из Европы. В этих картинах, известных нам по фотографиям, жила настоящая жизнь любви и поэзия молодости. Буше в них прост и искренен. Близко по духу к этим великолепным полотнам подходит и «Омфала» Юсуповского собрания — картина, носящая явное отражение каких-то бурных альковных переживаний. В ту же категорию «наиболее правдивых» Буше нужно отнести и все его этюды нагого тела.
 Деталь картины Боярыня Морозова (В.И. Суриков) |  Аленушка (В.М. Васнецов) |  Мучение св. Андрея (Руелас) |