1-2
И, тем не менее, “тупой и беспомощный” Сезанн — прекрасный художник. Все же многое из того, что ему было дано открыть и чему затем, через него, старались научиться несколько поколений художников, пытавшихся с обостренным вниманием “похитить у натуры ее тайны”, многое свидетельствует о какой-то даже гениальной одаренности художника. Казалось бы, после завоеваний первых импрессионистов все было сказано, все найдено; приложенные на практике, теории дивизионизма научили затем видеть и передавать не только всякие, до тех пор не замечавшиеся, оттенки, но как бы и самую жизнь их; в краске появилась какая-то трепетность, которая, если и была знакома некоторым художникам прошлых веков, то все же оставалась, в общем, не использованной, и не возведенной в систему. И вот Сезанн приходит со своим вкладом, со своим новым словом. Ему не удается завоевать себе то, чем постепенно овладевали его товарищи. Медлительной, тяжелой поступью шагает он за ними, непрестанно сознавая, что ему их не догнать, что ему не заразиться их возбужденностью, которой он может противопоставить лишь свое тупое упорство. Однако его не удовлетворяла та “легкомысленная” простота, с которой они сводили задачи живописи к какой-то “погоне за моментом”, к какой-то искрящейся иллюзии. Сезанна влекло в сторону чего-то более веского, прочного и утвержденного. И в своей уединенной работе, буквально не зная отдыха, невзирая на все неудачи, поставленного идеала достиг.
Ныне творение Сезанна, если и содержит в себе много озадачивающего уродства, если оно и не очищено от громадной массы вещей недостойных, то, в общем, все же оно представляется действительно исполненным монументальной крепости. Правда, Сезанну так и не удалось создать картину, такую картину, которую можно было бы поставить рядом с великими произведениями живописи, и в целом он остается “бездушным”. Но то, что все же его искусство — чудесное искусство, иначе говоря, искусство, содержащее в себе необыкновенную силу обаяния, что это искусство объединено одной творческой волей и преследованием особой цели, это не приходится доказывать, это — очевидно.
В этом можно убедиться и на нынешней выставке у Розанбера. Ибо, если на ней и имеются примеры фатальных провалов и свидетельства безнадежного косноязычия, в некотором смысле какой-то даже бездарности Сезанна, то имеется и ряд “настоящих живописных откровений”. При этом самый этот факт какого-то соединения в одном человеке столь противоречивых свойств, как “гениальность” и “бездарность”, не должен вовсе поражать каким-то нарушением законов правдоподобия. История искусства была бы полна таких же примеров, если бы мы располагали всей массой того, что выходило из-под рук больших и самых больших мастеров. Каждый встречал на творческом пути безнадежные неодолимости, у каждого были свои “отчаянные падения”, свои катастрофы духа. Но время произвело затем, в течение веков, полезную чистку, и в этом оно оказалось благодетельным. Напротив, в нашу эпоху, с ее усовершенствованными средствами хранения, с ее изуверским культом сверхчеловеков (странным образом сплетающимся со стремлением уберечь и возвеличить материальную ценность оберегаемого), художники, удостоившиеся быть возведенными в первый ранг, предстают на суд публики во всей пестроте противоречий своих намерений, удач и неудач, и это вызывает великое смущение не только в миллионах “профанов”, но и в людях, посвятивших свою жизнь изучению искусства.
Впрочем, когда мы говорим о действии времени и когда мы различаем приемы этого действия в прошлом и в настоящем, мы упускаем из виду, что суждения, с точки зрения данного, минимально-крошечного мгновения, фатально обречены на заблуждение. Теперь дело обстоит так, что образ Сезанна, и по самому существу загадочный, затемнен всевозможным ажиотажем не только материального, но и духовного порядка. Но пройдут годы, и положение выяснится, образ Сезанна очистится. Все, что на него наросло, все, что мешает его принимать в целом, отпадет. И тогда Сезанн, если и сойдет с того пьедестала, на который его возвели фанатики (что на руку и той категории людей, которые из любого культа извлекают для себя аферу), то все же он сохранит свое значение прекрасно и абсолютно независимого художника, и человечество останется ему обязанным целым рядом пленительных открытий. Тайна Сезанна — в краске, в том, как он красками “лепит формы”, каким внутренним светом насыщена его палитра. Его цветистые краски сияют спокойным светом, и даже те его тона, которые представляются “нейтральными”, бесцветными, соединяются в упоительные гармонии глубины необычайной. Музыкальность живописи Сезанна неоспорима. А раз есть музыкальность, можно ли утверждать, что искусство бездушно? Выходит, что я себе противоречу...
Если теперь меня спросят, что на выставке наиболее приближается к какому-то абсолюту, то на первых местах я назову автопортрет Сезанна 1876 г., пейзажи — “Деревня” (1882) и “Окрестности Гарданны” (1885), а также натюрморты — “Горшок цветов” (1885) и “Кружка и фрукты” (1887) (№ 21). Но рядом с этими шедеврами сколько прелести и сколько “поучительного” (в чисто художественном смысле, в “самой системе” Сезанна) можно найти и в других картинах: в “Мостике” (1885), в “Фиаско”, в “Натюрморте с комодом”, в “Домике в Бельвю” (1892), в “Тюльпанах” (1894), в “Натюрморте с пестрой скатертью” (1900) и в пейзаже, писанном за два года до смерти: “Черный замок”.
Невозможно описывать такие картины; пришлось бы прибегнуть к той словесной эквилибристике, которая выработалась за последние годы и которая мне ненавистна. Блестящее словоблудие это, по-моему, только затемняет впечатление, отнюдь не помогая его осознать и его запомнить. Я предпочитаю поэтому просто дать читателям совет самим отправиться на выставку, причем я рекомендую выбрать для того часы более ранние, ибо среди дня в трех залах Розанбера получается невозможная давка. А таковая, разумеется, не позволяет ни сосредоточиться, ни вглядеться, ни, тем менее, получить полностью наслаждение от этих “спокойно-возбужденных”, от этих “тихо поющих”, от этих “бездушных” и все же глубоко волнующих картин...
1939 г.
1-2
 Святая Родня (Кв. Массейс) |  Св. Николай (А. Лоренцетти) |  Сельский крестный ход на Пасху (Перов В.Г., 1861 г.) |