1-2-3
После возвращения из Лондона, куда художника забросили события 1870 года, и после путешествия по Голландии (в этюдах этого времени некоторые хотят видеть особенно ярко выразившееся влияние Ионкинда, тогда как здесь больше действует сходство мотивов, нежели сходство по существу) в живописи Моне начинает намечаться известная перемена. Формы постепенно теряют в своей плотности, мазок приобретает все большую нервность и какую-то отрывистость; в то же время начинают проявляться первые попытки разложения красок на составные цвета, откуда большая яркость, подчас изумительная сила в передаче воздуха, простора. Теперь решается браться и он за темы, поражавшие тогдашнюю публику своей необычайностью. Сколько сыпалось тогда по адресу этих опытов насмешек! Как недоумевали люди перед тем, как художник выбрал себе темой копошащуюся толпу на бульварах, клубящиеся паровозные дымы, трудовую возню в портах и на фабриках. Известно, что и самое слово “импрессионизм” было рождено сарказмом критика, прицепившегося к названию одной из картин Моне, означенной в каталоге просто как “Impression”1. A сколько мы теперь черпаем наслаждений из этих как раз картин Моне и его товарищей, которым молодость сообщала что-то задорное и в которых отразился энтузиазм борьбы! Рядом с этими картинами произведения предшествующего периода в своей сдержанности могут казаться чересчур благоразумными. В свою очередь эти картины выгодно отличаются и от последующих тем, что в них еще живет какая-то непосредственная радость творчества.
Вся плеяда этих гениально одаренных молодых людей должна была переживать тогда пору безумного увлечения. Каждый день был победой над такими трудностями, которых избегали все их предшественники. И это как-то озаряло сердца смельчаков, позволяло им переносить и нужду, и издевательство, и бессмысленную злобу с каким-то “веселым” упованием. На напоминании об этом “предтриумфальном” периоде мне хочется оборвать свой отчет о выставке Моне, не заглядывая дальше. Дальше пошла маститость и совершенная уверенность в себе; явилась и окрепла система — Ренуар стал изготовлять свои полчища приторно розовых, точно из вздутых пузырей сделанных красавиц, а Моне выпустил один за другим циклы своих соборов, тополей, стогов, и это создало ему своего рода “фирму”, — он стал автором соборов, тополей и стогов, чем в значительной степени облегчил задачу критикам, всегда теряющимся перед слишком большим разнообразием и всегда с охотой хватающимся за всякую программность, за всякую формулу. Даже в приемах живописи у Моне теперь появляется особенная выдержка. Самый вихрь его мазков получает какую-то степенность, уверенную систематичность, которую он с успехом подчиняет своим задачам, но в которой уж нет больше прежней радостной простоты. За редкими исключениями картины мастера теперь должны что-то доказывать, и лишь урывками в эти годы проявляется прежний Моне. И уже в этих картинах если цветность и ярче, то почти исчезла “тонкость”. Самый мазок становится виртуозно гибким и быстрым, но чего-то игриво-находчивого, иногда и не совсем умелого, но всегда пленительного, что было в ранних вещах, теперь не найти. Заодно исчезла и прежняя певучесть, прежний лиризм Моне — то самое, что почти вызывает слезы умиления в таких вещах, как “Заандам”, “Дачки в Аржантейле” (из Берлинского музея), “Берега Сены”, “Лужайка с маками”, “Улица в Аржантейле” (совершенный Коро первого периода), “Парусная лодка” и шедевр среди шедевров — “Аржантейльский мост”.
И когда снова видишь собранными эти чудесные вещи, то, несмотря на все дефекты экспозиции, никак не можешь согласиться с теми, для кого выставка Моне оказалась une profonde d?ception2. Нужды нет, что Моне в целом не такой, каким он обещал быть в начале своей деятельности и каким его хотелось бы видеть в целом. Нужды нет, что выставка подчеркивает как раз этот “выверт судьбы”, — несомненно, вызванный глубокими причинами, заложенными в условиях всей культуры конца XIX века. И так еще очень хорошо, а говорить о разочаровании перед таким сборищем превосходного искусства не значит ли скорее показывать сухость своей собственной души, свою блазированность3, а то и порабощение ходячими предрассудками снобического жеманства?
1931 г.
1 “Впечатление” (французский).
2 Глубоким разочарованием (французский).
3 Пресыщенность (французский).
1-2-3
 Пан и Сиринкс (Гендрик Гольциус) |  Руф остается со свекровью (А. де Вердт) |  Аллегория на правление Рудольфа II |