1-2
Художества Ирана.
Национальная библиотека fait bien les choses1. Каждая ее выставка не только богата содержанием, не только устроена с большим толком, но и снабжается каталогом, который остается ценным памятником о ней. Его и после выставки бережно сохраняешь, зная, что это справочная книга, к которой еще не раз прибегнешь. В частности, выставку, ныне посвященную искусству Ирана, если за что можно критиковать, так только за чрезмерную широту программы, для выполнения которой не хватило большой Мазариниевской галереи с ее антикамерой, а пришлось занять и специальный выставочный зал, устроенный несколько лет назад в нижнем этаже. И все же устроители выставки как бы еще извиняются, что выставка в библиотеке не так богата и полна, как та грандиозная выставка, которой Лондон ознаменовал в 1931 году все растущий интерес к Среднему Востоку, и особенно как та иранская выставка, которая была устроена в Ленинграде несколько лет спустя. Об этой выставке у меня нет настоящего понятия, и очень возможно, что при всех тех сокровищах, которые уже были в Эрмитаже (одни сассанидские серебряные сосуды чего стоят!), с прибавлением того, что находилось в музее Штиглица и в конфискованных частных собраниях, получился такой ансамбль, которому мог позавидовать и Лондон. Напротив, то, что сейчас показывается в библиотеке, есть как бы ее “домашнее дело”, она справилась собственными средствами лишь с прибавлением незначительного числа экспонатов из других музеев и из частных коллекций. Тем не менее, выставленное не только поражает своим качеством и редкостью, но, как уже сказано, представляется чем-то даже чрезмерным. Осмотреть выставку в один раз просто невозможно.
Получилась же чрезмерность вследствие того, что под заголовком “Художества Ирана” устроители не удовольствовались сгруппировать памятники, относящиеся к тому, что принято обыкновенно подразумевать под словами “персидское искусство” и что отражает эпоху расцвета персидской культуры в целом, пережитой Ираном с XIII по XVIII век, но и прибавили памятники, относящиеся к эпохе сассанидского владычества, соответствующей первым столетиям истории Византии. Вот это-то расширение программы или, точнее, совмещение двух программ под одним кровом и делает выставку особенно “трудной”. Жаловаться вообще на переобилие не полагается, но все же навязывается вопрос: зачем это понадобилось? Если уж было решено совместить Сассанидов с Персией Сефевидов, то почему тогда оказалась исключенной древняя Персия, тот первоначальный культурный очаг, откуда “все есть пошло” и что и возродилось под скипетром Сапоров и Хозроев. А раз древнюю Персию решено было исключить (и решение это нельзя не назвать мудрым), то надо было идти дальше и исключить Сассанидов, которые в условиях нынешней выставки оказались каким-то лишним придатком.
В сегодняшней беседе я ограничусь только “верхним” отделением, иначе говоря, только искусством, процветавшим на громадном пространстве, объединенном персидской культурой в ту эпоху, которая соответствует позднему европейскому средневековью и европейскому Возрождению. В свою очередь, и это искусство разделяется на два главных периода. Значительная часть памятников относится к тому времени, когда еще доживало свой век господство арабской (точнее, арабо-тюркской) культуры, и Багдад оставался настоящим духовным центром для всего пространства, политически подчиненного весьма разнородным владыкам. Другая часть памятников относится к эпохе, когда после освобождения Ирана от монгольского ига наступила с начала XVI в. новая эра расцвета и какого-то “национального самосознания”. Когда мы теперь говорим о персидском искусстве, мы обычно подразумеваем под этим искусство именно этой эры, т. е. главным образом сказочно прекрасные архитектурные памятники Испагани и те бесчисленные “картинки в книгах”, которые не только могут соперничать с европейскими миниатюрами, но иногда и превосходят их как поэтической затеей, так и блеском красок.
Однако и самыми чудесными из этих книжных миниатюр XVI и XVII вв. теперь, как говорится, не удивишь. Еще в 1925 году та же библиотека устроила персидскую выставку, которая главным образом и была посвящена этим миниатюрам. Прекраснейшими такими миниатюрами мы можем любоваться и во многих музеях (в частности, в музее Гиме и в Лувре), а также в частных собраниях и на выставках аукционов. Удивила же нас на этот раз библиотека теми сериями рисунков, которые относятся к более отдаленному периоду и о самом существовании которых знали только специалисты, допущенные к работе в рукописном отделении главного книжного хранилища Франции. Это ознакомление широкой публики с такими исключительными драгоценностями стало возможным вследствие того, что самые эти книги ввиду плохого состояния переплетов пришлось недавно расшить (дабы затем включить в новые переплеты), и, таким образом, книги оказались временно разложенными на свои составные части. Это и подало мысль маститому Э. де Лорэ использовать такой неповторимый момент и показать публике не одну или две из иллюстраций в данных книгах, а почти целиком несколько серий их, причем каждая картинка на время выставки заключена в паспарту, прикрывающее соответствующие строчки текста, что и превращает эти иллюстрации в самодовлеющие художественные произведения. Но, кроме того, Э. де Лорэ постарался разделить эти серии по сюжетам. Если непосвященному зрителю не всегда ясно из самой картинки, что именно она представляет, то в сопоставлении с другими, смысл ее как-никак уясняется, а вследствие этого и весь этот ансамбль приобретает особую жизненность. Разглядывая эти изображения, не только любуешься исключительной мощью композиции и прекрасной красочностью, но и проникаешь в тогдашнюю, столь отдаленную от нас жизнь. Древний сказочный Багдад приближается к нам вплотную, мы начинаем как бы дышать атмосферой 1001 ночи!
Три из этих временно расшитых и выставленных сейчас напоказ книг содержат излюбленные на Востоке рассказы о продувном и многоликом Абу-Заиде, настоящем прототипе европейских гиньолей, Труффальдино, арлекинов, петрушек; другие книги являются сборниками басен, часть которых послужила впоследствии образцами Лафонтену. Но не надо думать, чтобы картинки в книге о “восточном Фигаро” носили явно буффонный, карикатурный характер; напротив, вся эта чудесная в своей стиличности серия гуашей представлена для нас скорее исполненной какого-то монументального величия.
1 Все делает с размахом (французский).
1-2
 Аполлон и Минерва венчают юного гения Франции (П. Миньяр) |  Охота (Аннибале Караччи) |  Пастораль (Жерар де Лэресс) |