1-2
Выставка французской гравюры в красках.
Я не принадлежу к фанатическим поклонникам этой отрасли искусства, а как раз эта отрасль обладает большим количеством таковых. Но отношение большинства из них к объекту своего поклонения напоминает отношение к своему собиранию коллекционеров почтовых марок. “Знаточество” в этой области вовсе не требует какого-либо поэтически-художественного чутья или какой-либо личной инициативы. Все здесь каталогизировано, зарегистрировано, записано в какие-то рубрики. Если обладать хорошей памятью, если прочесть две-три книжки, если вызубрить два десятка имен, а еще лучше — если самому сделаться коллекционером (и обжечься раза два на подделках), то уже можно вполне претендовать на звание знатока. Но именно этот сильный привкус коллекционерского маниачества способен во мне возбуждать известную неприязнь. С настоящим художественным увлечением это ничего не имеет общего, и сказывается это уже в том, что для радости коллекционера цветных эстампов требуется вовсе не наличие красоты, талантливости или удачной выдумки, а главным образом — редкость. Редкость же отвечает материальной ценности. Если коллекционер обладает какой-либо признанной редкостью, если такие же редкости достигли на аукционах высоких цен, то он себя чувствует царем, он уже вообще приобрел, в какой-то специальной табели о рангах, высокий чин. С ним считаются, его цитируют и ему завидуют.
Нынешняя выставка в Оранжерее Тюильри состоит целиком из (одной части) грандиозной коллекции эстампов, пожертвованных Лувру бароном Эдмондом де Ротшильдом. Она должна представлять особый интерес для коллекционеров. На ней масса редкостей, масса отпечатков avant toute lettre1 или “первых” и “вторых” оттисков. И поэтому встречаешь на ней людей, не столько осматривающих эти гравюры, сколько как бы обнюхивающих их, наставляющих на них свои лупы и лорнетки в поисках едва уловимых особенностей, отмеченных в специальных изысканиях. Мне от одного вида этих людей и от тех фраз, которыми они между собой обмениваются, становится скучно. Но все же не могу сказать, чтоб и я не испытывал от многого, что выставлено, больших радостей — только эти радости не специального порядка, а общехудожественного. Я и поделюсь с читателем именно этими впечатлениями в надежде, что и он посетит выставку и найдет для себя на ней много приятного.
К сожалению, целый ряд вещей превосходного качества уже не способны более пленить так, как они того бы заслуживали, и это потому, что их слишком хорошо знаешь. Такие шедевры техники и вкуса, как некоторые листы Жанине и Бонне с Буше и в особенности гравюры Дебюкура с самого себя приобрели известный налет пошлости — потому только, что их слишком часто встречаешь. На любом богатом аукционе они служат приманкой, в элегантных салонах они украшают стены, в иллюстрированных изданиях, посвященных XVIII веку, их наверняка можно встретить. Это опошление дошло до того, что даже утратился интерес к ним с точки зрения культурно-исторической. Возьмем для примера архизнаменитых два листа, изображающих гуляние в “Пале-Рояле” Дебюкура и Дере. Представьте себе, что мы бы увидали впервые эти листы только теперь на данной выставке (и в тех отборных отпечатках, которые удалось приобрести барону Ротшильду)! Это было бы настоящей revela-lion2... Целый мир восстал бы, как живой, перед нами. Париж накануне революции! Нас охватила бы та самая атмосфера, которой дышали и люди, сделавшие ее, и люди, в ней погибшие, а также и все те, что продолжали в течение всего десятилетия, с 1789 года по 1799 год, вести свое суетное и безмятежное существование. Курьезные чудаки, красотки-модницы, дамы полусвета, уличные философы —все они представлены в свете той благодушной иронии, которая составляла отличительную черту обоих этих художников, их увековечивших. Из-за одних только этих двух листов следовало бы тогда пойти (и не раз) на выставку, дабы часами изучать их и находить в них все новые и новые подробности. Но вот если сложить вместе минуты, уже ушедшие на ознакомление с этими картинами времени, то окажется, что на них потрачены не часы, а недели и месяцы, и теперь хотелось бы скорее забыть их — авось тогда наше отношение к этим чудесным памятникам получило бы снова прежнюю свежесть и тогда снова явилась бы возможность получать от них живительное впечатление.
Однако не все чудесное, что было создано этими графическими хроникерами современного им общества, знаешь в такой же степени. Кое-что из творчества того же Дебюкура я на выставке вижу впервые. Так, например, новостью являются и два пандана, относящиеся, впрочем, уже к XIX веку. Это далеко не лучшие его произведения. В сравнении с его же перлами “Les deux Baisers”3, “Le compliment”4 и т. д., это скорее печальные свидетельства упадка таланта и мастерства престарелого художника. Что-то в них даже напоминает народные лубочные картинки. С другой стороны, часто именно в более наивных изделиях дух времени сказывается с особой отчетливостью. Прежний живой, тонкий и яркий юмор художника заменен в них чем-то наивно ребячливым, но если уж говорить о “документальной прелести”, то вот где эта черта бесспорно налицо. Старинным, спетым под аккомпанемент расстроенной арфы, романсом отдает от этой “Весенней прогулки”, в которой среди цветущих деревьев молодой элегант поддерживает барышню, спускающуюся по лестнице в сад. Вслед за этим сентиментальным куплетом следует в пикантном контрасте с ним драматический — оказывается, что барышня (после той прогулки?) сделалась матерью, и теперь, выбежав на дорогу, она взывает о помощи к своему соблазнителю. Не оборачиваясь, тот продолжает свой путь среди покрытого снегом пейзажа.
1 Первичных, предварительных (французский) — “до подписи”.
2 Откровение (французский).
3 “Два поцелуя” (французский).
4 “Комплимент” (французский).
1-2
 Вдовушка (П.А. Федотов, 1831-32) |  Семья автора (Граф Ф. Толстой) |  Под конвоем. На грязной дороге (И. Репин, 1876) |