Дорогой Илья Самойлович!
Не удивляйтесь моему долгому молчанию, я все это время болел (воспаление легких с тревогой в отношении сердца), да и сейчас только начинаю поправляться, продолжая чувствовать ужасную слабость. Как раз письмо Ваше (с интересным предложением издать “Капитанскую дочку” с моими иллюстрациями) я получил в самый первый день заболевания. Предложение Ваше я считаю очень интересным и принципиальное согласие даю не задумываясь, однако до того, чтоб дать делу настоящее движение, более далеко, чем кажется. Во-первых, я как-то не вижу возможности начать “производительным образом” это дело без личного и постоянного контакта с издателем. В таком деле на каждом шагу возникают разные вопросы, требующие тут же того или иного решения. Другое дело, если бы меня уже не было на свете и мой труд оказался бы вне опеки автора! Но вот я существую и не отказываюсь иметь мнение по всяким вопросам, касающимся издания своего детища. Все такое требует “переговоров”. Тем не менее, я намерен послать Вам две-три фотографии для ознакомления. Быть может, эти рисунки Вас разочаруют, тогда вопрос решится просто. Затем остается вопрос об иллюстрациях в тексте. Их я предполагаю по числу глав — около 30 (14 глав по виньетке в начале и в конце, и еще “Эпилог”), в виде заголовок и концовок каждой главы. Существуют же они только в легких набросках и требуют завершения — вот и спрашивается, хватит ли у меня на то сил и времени? Работа эта как раз из самых кропотливых и напряженных. Что же касается до моего личного отношения к моей работе, то оно далеко не имеет характера чего-либо твердого, уверенного или просто удовлетворенного. Кое-что мне нравится и я считаю вполне удачным, а кое-что нет, переделать же мне, пожалуй, теперь не по силам. Нужно, наконец, ознакомить Вас с техникой моих рисунков. Они однотонные, исполнены тушью или сепией, местами подчеркнуты пером. Предполагалось, что они будут воспроизведены фотомеханически и отпечатки раскрашены от руки (согласно моим образцам) трафаретным способом. Здесь этот способ пользуется фавором для edition de luxe1. Но возможно ли прибегнуть к нему в Москве? И так ли он хорош по существу? Как бы то ни было — полные во всю страницу иллюстрации желательней в красках. Может быть пришлось бы мне раскрасить свои рисунки акварелью и воспроизводить их — хотя бы просто “трехцветкой” (как напечатаны внетекстовые картинки в моей “Пиковой даме”)? Вот пока все про “Капитанскую дочку”.
К моему большому огорчению спектакли Московского балета и МХТ совпали с моей болезнью, и я ни туда, ни сюда не попал. Однако, все эти недели только и было разговоров о них. Обсуждались они на все лады, и мнения были крайне противоположны. “Профессиональные балетоманы” среди моих друзей критиковали все безжалостно (и явно несправедливо), и однако и они сходились на том, что школа стоит все еще на той же высоте, как стояла. Но что касается отдельных артистов, то тут оказалось непримиримое разногласие. Особенно попадало за “чрезмерные переживания” и слишком подчеркнутую мимику. В таком мнении сказывалось (вредное с моей точки зрения) влияние Дягилева, который ненавидел сюжет, как таковой, что и являлось нашим, между мной и им всегдашним особенно лютым спорным пунктом. Мимоходом прошу Вас, дорогой Илья Самойлович, принять во внимание, что, если декорации “Жизели” и исполнены по моим эскизам, то отнюдь меня не удовлетворяют. Их исполнял (таково теперешнее здесь правило) художник, состоящий при театре Mr Moulene (или Moulino), и исполнил их наспех самым грубым халтурным образом. То ли дело было те декорации к “Жизели” (тоже для Opera), которые были созданы в 1924 г. тоже по моим эскизам, но написаны моим сыном — техником бесподобным. Увы, они в 1940-х гг. сгорели, а вот те, что Вы видели, созданы при новых порядках… МХТ имел среди большой публики головокружительный успех, но люди, когда-то имевшие счастье видеть “оригиналы”, с грустью критиковали “копии”. Но таков закон. Сохранить в полной целости что-либо, созданное для сцены, представляется абсолютно невозможным, и все эти разговоры про “традиции” Шекспира, Мольера, Островского и т. п. — вздор. Все же в отношении классиков полезнее придерживаться хоть какой-то кажущейся традиции, нежели допустить полную вольность... Лично я остаюсь безутешен, что мои свидания с Улановой, собиравшейся меня посетить, и с группой “художественников”, из-за моей хвори, не состоялись. Особенно меня интересовала Уланова…
О милейших Трояновских многого не скажешь, кроме того, что это были действительно милейшие, радушнейшие и благодушнейшие (оба — и муж и жена) люди, и что в их обществе чувствовалось особенно уютно. Могу еще засвидетельствовать, что шарж Серова на Ивана Ивановича (он воспроизведен у Грабаря) чудесно передает всю манеру быть его, вечно о чем-то хлопотавшего, суетившегося и как-то на людей наскакивавшего. При этом — безмерно гордившегося своими коллекционерскими удачами. Было и много по милому смешного в нем, что он видимо сознавал и даже немного этим кокетничал. Прямым контрастом ему являлся его ближайший конкурент — доктор Ланговой — человек очень уравновешенный, внешне — спокойный. Я очень любил и Ивана Ивановича и его жену.
Никто здесь не опознал того сановника, который изображен на портрете Репина. Однако кажется, что я его встречал dans le monde2.
За каталог выставки Рериха большая благодарность!
Обнимаю и желаю всего наилучшего
Александр Бенуа
Р. S. А когда же состоится наше свидание?!!
1 Роскошных изданий (французский).
2 В обществе (французский).
 Зима - Картон для шпалеры (Ш. Лебрен) |  Фейерверк в Версале по случаю завоевания Франш-Конте |  У Монплезира в Петергофе. 1900 г. |