Париж. 29 марта 1957 г.


Милый друг Игорь!

Рад был чрезвычайно получить от тебя весточку и узнать, что ты пребываешь в добром здравии и обладаешь прежним неисчерпаемым запасом сил творческих и физико-моральных. Как раз “весточка” в форме твоего монументального исследования о новооткрытом портрете тому служит свидетельством. Книга издана с удивительной роскошью и содержит массу интереснейших сведений. Не скрою, что я, знакомясь с ее содержанием, исполнялся некоторой зависти — что ты вот продолжаешь возиться с картинами и со столь увлекательным делом их исследования, атрибуции, регенерации и т. д.

Однако тебя, вероятно, особенно интересует вопрос, какого же я мнения о твоем открытии.1 И вот, дорогой и милый Игорь, умоляю тебя не сердиться и не досадовать, а поставить это мое отрицательное мнение на счет того, что я-де стал плохо видеть и вообще отстал от века. Это (кроме, слава богу, зрения), пожалуй, и так, но не могу же я согласиться, что вещь писана Рембрандтом — и хотя бы авторство ее было подкреплено бесчисленными доказательствами и самой основательной экспертизой, когда самая картина просто на него не похожа! А что это такое, я не знаю. Едва ли недавняя подделка вроде живописи легендарного Вечтомова, которому удалось-таки ввести в обман не только Рериха, но и самого Браза! Может быть, это и не форменная подделка, а работа какого-нибудь очень умелого подражателя великого мастера, ну скажем, Денвера, Дитриха или Паудитца, монограмма же прибавлена другой рукой, но тоже давным-давно.

Вообще же, хоть я и говорю выше, что завидую тебе (оно так), однако в то же время я рад, что мне не приходится заниматься делами этой категории. Я просто отошел от них, как и от многого другого. Театр продолжает меня кормить, но и от него я, перестал получать прежнюю радость — тут, может быть, играет роль и то, что я стал глуховат и просто плохо могу следить за словами актеров. Лучше обстоит дело с оперой, но любимые мои вещи здесь не даются, а всякую новую Беккемейеровщину2 тошно и скучно слушать. Что же касается балета, то я его переел, а с другой стороны, с нашей легкой руки (уж эти мне Ballets Russes!) с балетом получилось нечто комично-космическое: все заплясали, не проходит дня, чтоб не рождалась новая труппа или антреприза, да и нет сейчас такой семьи, у которой хотя бы один ее член не мечтал бы себя посвятить плясовой карьере, а то уже и пляшет! Гораздо лучше обстоит с моим отношением к художествам пластическим, с живописью, со скульптурой и т. д. Я по-прежнему трепещу при встрече с чудесной картиной, с каким-либо “божественным” рисунком, с архитектурным памятником. Однако и тут дело обстоит не совсем благополучно по чисто физической причине. В музеях и на выставках я очень быстро устаю и вместо удовольствия начинаю испытывать гнетущую боль в пояснице, желание лечь, растянуться и т. п. Между тем сколько здесь можно видеть чудесного и разнообразного. Не говоря уже о музеях (увы, Лувр по-идиотски весь перегруппирован, ничего нам, привыкшим к прежней развеске, теперь найти нельзя, много превосходных вещей ушло в запас) — не говоря о музеях, какие выставки — одна за другой или сразу по две, по три... Сейчас в Pavillon Marsan чудесная выставка главных сокровищ Безансоновского музея (вероятно, тебе известного). Какие рисунки (Фрагонара и других), какой чудный портрет Дирка Якобса (если не самого Скореля), какая прелестная, полная молодого задора и вовсе не банальная китайщина Буше, какой портрет дочери Шарля Нодье, писанный Жигу, сколь любопытна гигантская шпалера XVI века, представляющая завоевание Туниса Карлом V. Последнее не лишено и актуального интереса — только вот о завоевании нынче что-то не слышно...

Ох, разболтался старик! А хотелось бы еще многим поделиться... Кончаю же я сие послание повторением просьбы: не сердись! А за подарочек я как-никак благодарю и даже — в чрезвычайной степени. Книжка отменная, и из нее можно много почерпнуть полезного, даже помимо вопроса о данной картине. Впрочем, прав был покойный Браз, твердивший (тоже изверившись в возможность абсолютно правильного суждения о старинных картинах), что “вся эта область — банка чернил!”. Я предпочитаю любоваться картинами по простоте душевной, оставив страх перед возможными ошибками и даже временами вовсе не заботясь о том, кем они созданы... Совсем не научное отношение.

Обнимаю тебя, дорогой друг, и буду рад, если ты, отложив гнев и презрение, снова как-нибудь вспомнишь обо мне.

Душевно преданный тебе Александр Бенуа

P. S. Я бы послал тебе свои Воспоминания (те два тома из пяти или шести, что вышли), но я не уверен в том, доберутся ли они до тебя...

P. P. S. Все мы здесь крайне заинтересованы вопросом, в каком положении находится твоя двухтомная монография Серова, о которой было объявлено в твоей юбилейной памятке: она-де (монография) находится в печати.


1 Имеется в виду работа И. Э. Грабаря “Новооткрытый Рембрандт”.
2 Беккемейеровщина — по имени Беккемейера: синоним ремесленного отношения к искусству.

Вернуться к списку писем: По адресатам
По хронологии

Азбука Бенуа: Е

Азбука Бенуа: Н

Групповой портрет художников "Мира искусства". (Б. М. Кустодиев, 1920 г.)


Главная > Переписка > И.Э. Грабарю 1957 год.
Поиск на сайте   |  Карта сайта