Дорогой Алексей Максимович,
Дорогой Алексей Максимович, я попросил Гржебина снять мою фамилию со списка сотрудников “Новой жизни”, что он уже и исполнил.
Не удивляйтесь этому решению. Я не стану перед Вами лукавить и оправдываться … С первого же дня все близкие люди не давали мне покоя за то, что я “участвую в большевистском органе”, но это только забавляло меня, пока доброжелатели и друзья не прибегли к более хитрому приему, распространяться о котором мне в письме не хочется.
К этому, впрочем, прибавляется и то, что я, все более и более отходя от того круга, в котором провел всю жизнь, так и не оказался способным примкнуть к новым своим товарищам. Как назло и Вас здесь не оказалось. Я убежден, что Ваше слово и Ваша опора помогли бы мне найти большую устойчивость …
За последние полтора месяца я уже и не писал ничего, невозможность говорить о мире вне “лозунгов и хитрений”... я почувствовал, что мне нечего более говорить современникам и что мне лучше уйти совсем в свое личное художественное творчество …
Дорогой Алексей Максимович! Отчего Вас здесь нет? Подумайте только, уже приступлено к эвакуации Эрмитажа и дворцов! Ведь это самоубийство бесцельное и нелепое; это выражение той паники, которая охватила все наше запуганное общество перед призраком большевизма — и именно большевизма, а не немцев, ибо вошло опять в общую поговорку — мы-де немцев не боимся, а боимся своих.
 Из иллюстрации к книге Сон Полифила (издание 1499 г.) |  Одно их чудес святого Бернардина (Нероччио де Ланди) |  Три грации (Жан-Батист Ванлоо) |